- Хоть и до утра, а решил с ошибками...
- Как так? – придвинулся к нему Камчук.
- А вот так.
- Да ты поясни, любопытно. Выходит, ошибся, я?
- Выходит.
- У тебя язык-то прилип, что ли? Говори по-людски! – рассердился Камчук. Ему стало жарко. – Он что, против колхоза?
- Не против.
- Не-ет, раз уж начал, то давай напрямки! Я теперь с тобой как секретарь райкома говорю.
- А мне всё едино.
- Обиделся? Чудак ты, право чудак! – рассмеялся Камчук, поняв, что так из Ефима много не вытянешь. – Отец у тебя мужик толковый, дельный. Землю больше себя любит...
- Этого не отнимешь, – согласился Ефим. Помедлив, продолжал:
- Как-то захворал он и наказывает: «Ты, Симко, когда под образа меня положат, принеси горстку земли с верхней пашни. Помру с ей...». А землю ту он у Мити Прошихина чуть не задарма оттяпал.
- Ну-ну, продолжай!
- Что ну-ну?
- Дальше-то как было?
- Обыгался. Через месяц на ноги встал и сразу за соху. Это, говорит, мне земля помогла. Дух в ей здоровый такой...
- Так ведь это хорошо, что он так беззаветно в землю верит!
- А боле ни во что. Вот я и говорю, что задачку худо решил. Начнись смута какая – плюнет он на колхоз и опять в свою нору кротом уткнётся. А то и похуже...
- В том и фокус, парень, чтобы колхоз для крестьянина дорогим сделать. Знаю, что Михей Матвеевич сбоку пристроился. Вроде как охранник своей земли при колхозе. Думает, обманул Камчука и Советскую власть. Тут, брат, подумать надо: обманул или обманулся. Любит, говоришь? Ну и пусть любит! Ты ему не препятствуй. Земля-то колхозная! Стало быть, он против своей воли колхоз любит... – Камчук коротко хохотнул и опять уткнулся носом в воротник.
Ефим нахохлился, ушёл в себя. «Больно прытко рассудил!» – проворчал он. Камчук окликнул его, но ответа не дождался.
Скоро выдвинулась из-за поворота Бузинка.
Ночь была на исходе.
- Парнем бы родиться тебе! – вздыхала мать, разглядывая в бане тугое дочернино тело.
- Я и девкой нехудо вышла, – отшучивалась Афанасея. – Видно, тятя на совесть старался. Поди, за труды праведные в раю теперь...
- Бесстыдница! – Старуха сердито шлёпнула дочь по крутому заду, проворчала: – Хватит парить-то? Весь дух из меня выпаришь.
Вытянув на полке старые, немощные члены, положила под голову влажный берёзовый веник, слабо вздохнула:
- Шла бы ты замуж. Шибко охота деток твоих понянькать!
- Тебя-то кто нянькать будет? Мужики и дети ухода требуют, – устраиваясь рядом с ней, невесело усмехнулась Афанасея.
