Посещая членов экипажа “Атлантиды” в качестве нового руководителя и наблюдая за их переходом от иллюзий к реальности, Юлий не мог не думать о собственном состоянии. Как и у всех других, его разум тоже давал сбои до того, как он впервые надел светоч. Теперь, спустя три биологических года, он пока что чувствовал себя вполне психически здоровым, но память о кошмарах и сумеречном состоянии собственного разума беспокоила все сильнее. Его прошлое расстройство отличалось от поведенческих и эмоциональных сдвигов коллег – Юлия тогда мучили яркие и ужасные галлюцинации, чего не наблюдалось у других членов экипажа. По мере углубления "Атлантиды" в Войд, его начали посещать сперва одиночные, а потом множественные видения – странные спрятавшиеся в тени существа, не имеющие формы жуткие тела, абсолютно чуждые и неописуемые создания, вторгающиеся одинаково в сны и явь, шепчущие что-то неразборчивое, то ли предупреждая, то ли пытаясь запугать. Дошло до того, что он не мог спать, панически боялся темноты и уже с трудом отличал реальность от фантомов…
Обстановка на “Атлантиде” в те времена была ужасающе деструктивной. Команды как таковой не существовало – все занимались борьбой с собственными психозами. И только благодаря самоотверженному научному поиску и чувству ответственности двоих сотрудников – Михаила и Веры – удалось консолидировать остатки коллективного духа и убедить экипаж пойти на крайне рискованное предприятие – передоверить контроль над полетом компьютеру, а самим погрузиться в искусственно созданный мир аллегорий, где разлагающее психику влияние Войда смягчалось стойкими стереотипными ассоциациями земных мифов и социальных конструкций. Альтернативой этой иллюзии была постоянная анестезия либо экстренная заморозка всего экипажа – меры, которые не гарантировали сохранность мозга и восстановление сознания; и никто не захотел даже слышать об этом. В случае значительного изменения внешней среды или необходимости в принятии особо ответственных решений Отец был обязан разбудить сначала руководителя миссии, а затем, если тот давал разрешение, то и всех остальных. Так и случилось.
В последнюю очередь Отец разбудил и отключил от светоча Веру. Талантливый психолог-менталист и поведенческий аналитик, она очень стойко переносила пугающие игры разума, которые разрушали команду три года назад. Сама она мало говорила о своих проблемах, но и ее поразил этот недуг – Вера тогда страдала от чрезвычайно сильной тревожности и бесконтрольной тоски, буквально разъедающей разум. Она очень часто плакала, впадала в крайний пессимизм, в ее сознании постоянно появлялись необоснованные трагические пророчества и ожидание неудач. Вера боролась с этим состоянием с поистине героической стойкостью, но периоды ремиссии и самоконтроля становились реже и короче по мере уменьшения ее сил. Если бы она, Михаил и Отец задержались с разработкой светочей и программы иллюзии хотя бы на пару недель, уровень деструкции личности и у самой Веры, и у большинства остальных, вполне мог перейти критическое значение и обернуться самыми трагическими последствиями для миссии.
