– О, ты ещё не слышала, как ругаются мои второклашки, – хрипло захохотала однофамилица. – Наши Черемхи – посёлок, вокруг которого на многие десятки километров шахты, а сам посёлок разросся на десяток с чем-то тысяч жителей, не считая вахтовиков. А жители-то, в основном, из отсидевших. Так что в семьях… сама понимаешь. Но зато невестам раздолье, в женихах дефицита нет. Ну, я, как выпишут, назад отправлюсь. Есть там у меня запасные варианты, а может, ещё кого перспективнее найду.
Тем же вечером Алина закашлялась. Соседка их, тётка в годах, кляла её за курение и грозила пожаловаться палатной. Но к утру у неё подскочила температура, и стало понятно, что курение тут ни при чём. Пришли люди в скафандрах и взяли у всех мазок. Из палаты выходить запретили, сказали, что Алину отправят в областную инфекционную больницу, а остальных – в обсервер. Через пару часов забрали не её, а почему-то пожилую соседку, которая к этому времени тоже затемпературила. Впрочем, вскоре увезли и Алину, только в другой госпиталь, который недавно открыли в здании санатория. А к вечеру пришлось отправлять в инфекционную двух оставшихся, которые тоже закашляли.
Перед отъездом Лина не смогла найти телефон.
– Да прохиндейка эта его сперла, больше некому, – прохрипела последняя из палаты. – Кто-кто… подружка твоя!
Условия в больнице были не очень. Палата на шесть коек, потом ещё в проходе два топчана поставили. Впрочем, Лине было так хреново, что не до претензий. В какой-то момент очнулась от того, что рядом что-то хрипело, а по голове стучало. Оказывается, она даже не почувствовала, что её перетащили в реанимационную палату и подключили к аппарату искусственного дыхания. Это помогло. Через два дня переключили на другой аппарат, который хоть по голове не стучал. Ещё через несколько дней врач, такая же гуманистка, как и та, что в предыдущей больнице, сказала:
– Не ожидала, что вытащим. С таким повреждением носовой перегородки, да с лишним весом… повезло вам. Либо возраст молодой поспособствовал, либо жить очень хотелось.
А жить и вправду хотелось. Когда было совсем плохо, она, хрипя и задыхаясь, вспоминала об отце, о муже, о подружках подколодных и клялась себе: «Всё равно выживу назло вам всем! Изменю свой характер! Буду как Алина, нахрапистая и остроумная. Пускай я тугодум, зато память хорошая. Напридумываю домашних заготовок, из интернета фраз хамских надёргаю. Всех порву, только бы выжить!»
Лине было сказано, что назавтра её на два часа отключат от ИВЛ, на следующий день перерыв будет подольше, ну, и так далее. Но на следующий день её отключили насовсем и перевели в прежнюю палату, да ещё на топчан, а под её аппарат положили мужика. Он, мол, в критическом состоянии, а аппаратов свободных нет. Лина промолчала, не в её характере своего добиваться, только подумала, что ладно, что отец и муж, не дозвонившись, не разыскали её и не передали телефон, так они ещё и не поговорили с врачом и не предложили ей оплатить хорошее отношение к пациентке.
