Спускаться с холма оказалось куда трудней, чем карабкаться наверх. Уставшие ноги скользили, подошвы срывались с осыпающегося склона. Когда ребята наконец достигли подножья, их одежда была чуть не в клочья изорвана, руки и лица сплошь в ссадинах. Хоть бы на минутку присесть, отдохнуть. Но сумерки сгущались быстро. Во что бы то ни стало, надо было выйти к воде до темноты. И ребята снова заставили себя идти, идти, идти…
Снова исчезло представление о времени и расстоянии, и друзьям уже стало казаться, что они сбились с пути, когда наконец голые деревья расступились, и перед ними во всю ширь распахнулось лесное озеро.
Ребята рванулись к воде, и… ноги словно приросли к земле. – Перед ними лежало озеро.
Огромное.
Тёмное.
Мёртвое.
Глава 4. То самое Озеро. Заброшенная хижина.
От неподвижной маслянистой воды шёл пусть не резкий, но ощутимый запах гнили. Вдоль илистого топкого берега каймой лежала жёлтая пена. Жалкий, полуразвалившийся домишко на берегу казался ловушкой. Крыша прогнулась, дверь висела на одной петле.
Тусклые стёкла маленьких оконец не отражали ни единого блика света.
Подойти поближе? Зачерпнуть эту воду? Пить её? Нет, лучше уж перетерпеть самую сильную, самую невыносимую жажду, лучше умереть от жажды, чем взять в рот эту мерзость!
Что же теперь делать? Что? Бежать, сломя голову, от этих берегов? Но куда? Вокруг всё тот же чёрный лес. А у них ни капли воды. Ни единой капельки! И еды почти не осталось. А главное – совсем не осталось сил.
И друзья решили: – будь что будет, всё равно выхода другого нет – никуда они больше не пойдут, а разведут костёр на песке, подальше от вонючего ила, но и от сухостоя подальше, и заночуют под открытым небом. Вот настанет утро, утром что-нибудь, непременно придумается.
Пока ребята пробирались через бурелом, они настолько обвыклись, что уже без малейшего трепета наломали чёрных, похожих на обглоданные рыбьи кости, веток. Костёр получился что надо. Правда, он слегка постреливал искрами и немного чадил, но пламя грело ровно и жарко. Даже весело. Оно вселяло силу и изгоняло из сердец страх. И смолистый дым, как ни странно, пах приятно.
Единственно – очень трудно, просто невозможно, мучительно было терпеть жажду, когда перед тобою такая прорва воды. Пусть гадкой, вонючей, грязной, но всё же воды.
Да ещё старый дом стоял так близко, что всё время казалось – кто-то подглядывает за ребятами из тёмных окошек.
Наконец Гийом не выдержал:
– Вот что, вы оставайтесь здесь, а я прогуляюсь ненадолго к этой развалюхе.
