– А ты сильный парень, вовсе не такой рохля, каким кажешься, – казал Рихард, оценив работу толстяка. – Селянин? Мельник?
– Пекарь, – ответил Эстев, почесав нос, – тесто месить и таскать огромные чаны – тоже большой труд.
– Пекарь – это хорошо, – хмыкнул Рихард. – В Цитатели отно плохо – кормят ужасно, а ты, может, поправил пы это… Но это как Морок распорятится.
– Кто такой Морок?
Рихард прищурился:
– А разве это не он тепя в замок послал?
– Нет.
– Нода вас разперет, ильфесцев, – махнул рукой великан. – Значит, скоро познакомишься.
Больше Рихард ничего не сказал ему, только угрюмо бормотал на незнакомом языке, а Эстева мучило любопытство. Кто такой Морок и почему ему смутно знакомо это имя?
Эстев работал до вечера, и с каждым часом к нему, словно по капле, возвращалось благоразумие. Мысли выстраивались, словно на парад. Зяблик не мог так быстро узнать о смерти Его Благодати, чтобы вывести с рынка. Значит, он уже знал. И судя по странным заискивающим взглядам окружающих, все в лагере были совершенно уверены, что Соле убил бога, только не знали, как именно. Эстев уперся лбом в теплое дерево черенка.
Эти люди готовили убийство Его Благодати, в этом он уже не сомневался. Только почему они считают убийцей его и зачем спасли, хотя выгодней было бы подставить под удар?
Наступил вечер. Лошади были вычищены, накормлены и напоены. Эстев помог Рихарду собрать все инструменты. В наступающих сумерках потянуло запахом костра и жирной подгоревшей похлебки. К печи подтянулись почти все жители Цитадели кроме караульных. Они выстроились в цепочку у котлов, рассаживались по столам, ели и переговаривались. Эстев занял место в очереди. Сзади пристроилась ватага ребятишек.
– Здоров! – громко крикнул Зяблик, хлопнув толстяка по спине. – Как первый день?
Другие дети явно робели подходить к Эстеву.
– Хорошо, – улыбнулся пекарь. – Только натер мозоли…
– С этим тебе к коновалу. Зайди к нему после проповеди.
«Проповеди? Надо же», – удивился Соле.
– А какая у тебя работа, Зяблик? – спросил он у мальчика.
Тот напыжился:
– Секретная. Но тебе я, так и быть, скажу, – он заговорщически шепнул Соле. – Я глаза и уши Морока.
Хмыкнув, пекарь покивал головой. Снова этот Морок.
Получив свою порцию варева, он сел за стол вместе с мелюзгой. Те щебетали вокруг напыжившегося от гордости Зяблика. Небось, восхищались его храбростью, раз тот так свободно разговаривал с Эстевом.
Узкоглазый старик, опираясь на кривую клюку, прошелся между столами.
