Только сейчас Асавин заметил выжженное на ее лбу клеймо. Еще одно пестрело чуть пониже плеча. Где-то спряталось третье. Наверное, у основания шеи… Она провела пальцами по его плечу, где белел крупный плоский шрам – след срезанной кожи.
– Я пытался вытравить это из себя, – объяснил Асавин, сжав ее пальцы. – Но это невозможно.
Амара понимающе улыбнулась, потянувшись к нему губами. Что пережила эта женщина в своих долгих мытарствах? Он ее не спросит, а она не расскажет. Да и зачем? Они – лишь два голодных до тепла тела, не привыкшие обнажать свою внутреннюю боль…
Дождь лил весь вечер и всю ночь, смывая с улиц дневную пыль.
***
Асавин проснулся один. За пологом шатра слышался сонный гул лагеря, и уже с утра стояла душная жара. Наступил первый день Золотой Песни. Одежда, не успевшая просохнуть за ночь, неприятно холодила кожу. Он выбрался из шатра, сонно щурясь на солнце. Где его берет? Кажется, безнадежно утерян.
– Эй!
Асавин увидел Тьега. Что у него с лицом? Синий как покойник, на шее там что? Засос?
– Вижу, три маленькие бестии устроили тебе незабываемую ночку, – ухмыльнулся блондин, разглядывая рубийца.
– Ага, – смущенно улыбнулся Тьег и проворчал. – Не давали мне ни минуты покоя.
Асавин покачал головой. «Кажется, без белокурых ублюдков после сегодняшней ночи все же не обойдется», – подумал он.
Амару он так и не увидел. Рьехо только пожал плечами, когда Асавин спросил о ней. Это к лучшему. Прощания казались ему скучными и утомительными.
Под все нарастающим жаром они побрели в обратный путь. Мелюзга с визгом собирала валяющиеся в канавах грязные апельсины. Видимо, принесло дождем с благоприятных районов. Улицы Угольного порта утопали в грязи и мусоре, так что приходилось аккуратно выбирать путь. Зато брусчатка квартала Звонарей выглядела свежей и умытой, словно начищенный к празднику старый сервиз.
Они зашли в дом. Тьег обогнал Асавина на лестнице, а затем резко затормозил.
– Дверь открыта…
Асавин положил ладонь на дагу и медленно оттеснил парня плечом. Кончиком пальца подцепил дверь, распахнул. Тишина. Он заглянул внутрь и увидел, что комната пуста, и по ней гуляет ветер. В распахнутое окно натекло воды.
– А где Курт? – спросил Тьег за его спиной.
Оранганца нигде не было видно, да и сомнительно, что он оставил бы свой пост. Это был до зубовного скрежета серьезный мальчик.
– Он пропал, – сказал Асавин, убирая ладонь с рукояти даги. – Очень странно, что именно сейчас, когда мы ушли.
