– Может быть, плюнуть на все эти инструкции и приборы, а мне их лучше сразу попытаться протащить сквозь время? По одному поближе к настоящему? – предложил Иван и, демонстрируя мышцы, потянулся, мол, что мне стоит такая безделица.
Симон летуче усмехнулся.
– Нет, Ваня. Не торопись. Да и силы твои не беспредельны. Притом не каждый из них обладает достаточной проницаемостью, чтобы легко было с ними справиться в поле ходьбы. Редко, но есть такие, что чувствуешь полную невозможность передвинуть их во времени. Это всё равно, что упереться в стену и пытаться передвинуть её. И потом, передвигать их придётся на слишком большие временные расстояния.
– Ну-у… – упорствовал Иван. – Попытка не пытка. Потихонечку, полегонечку…
– Это у тебя от здоровья, Ваня. Предела силы ещё не чувствуешь. Протащить сквозь время или, как у нас, у ходоков, говорят, пробить можно почти любого человека или животное. Для большинства ходоков – это на пять-десять лет. Иным удаётся, конечно, и на сотни лет. Всё зависит от возможностей ходока и проницаемости пробиваемого во времени. Но на восемьсот тысяч… Даже выговорить эту цифру трудно. Количество переходит в новое качество, Ваня. Ты знаком с этими категориями? Когда количество переходит в новое качество?..
– У меня по философии была пятёрка, – едва ли не торжественно заявил Иван, так как вопрос Симона показался ему обидным. И хотел дальше пояснить суть своего ответа: – А в ней …
Сарый фыркнул.
– Значит, знаком, – повёл на Учителя глазами Симон и опять повернулся к Ивану. – Вот и думай теперь.
– Было бы предложено, – пробурчал Толкачёв так, будто и не слушал собеседника.
Симон осуждающе покачал головой.
– Не будем спорить. Что мы знаем о твоих способностях по пробиванию? Пока что ничего определённого. А, Камен?
– Меня пробивал без особого труда. Но то меня.
– Да, ты не пример. Поэтому, Ваня, при попытке пробить аппаратчиков всё может случиться. Хотя, конечно, может быть, придётся тебе заняться и таким неприятным делом… И всё-таки, пусть они попробуют вернуться сами… Сами, Ваня. Понимаешь? Иначе вся программа аппаратного способа проникновения в прошлое может, в конечном счёте, ликвидировать себя. Вот в чём проблема.
– Ладно, Симон. Меня уговаривать – только портить. Сейчас вот посплю и пойду… А как же дон Севильяк? Кристофер?
– Не всё сразу. Ими пока что займусь я. Что-то у нас с ними не складывается. Так что время, – Симон усмехнулся, – терпит.
Время течет, меняется. Настоящее, походя, крушит литое основание будущего, переплавляет его в успокоенное, казалось бы, и изжившее само себя, прошлое.
