Так я выразил своё отношение к услышанному от одного из своих Учителей. Да и что ещё можно было сказать по поводу его откровений? Тоже мне, запуганные потомки!
– Что же получается? Неужели все люди твоего и передового будущего так и живут под страхом исчезновения?
– Что ты, – почти испуганно сказал Симон, – Об этом знаем лишь мы. Остальные… Те живут.
– И правильно делают!
Я начал злиться. Подумать только! Их современники строят, изобретают, любят, летят вперёд на гребне прогресса… А рядом с ними кучка затравленных, знающих всё о прошлом и будущем специалистов, у которых поджилки трясутся: Ах! Как бы чего не вышло!
Не прав я, конечно, был, не прав! И вскоре сам на своей шкуре познал все прелести параллельных миров. Но тогда мне обидно стало за Симона, которого уважал, за Сарыя, которому, как не говори, был обязан многим, за аппаратчиков, ребят не робкого десятка, что работают, рискуя собой, над проблемой времени, за все их страхи и потуги обрести устойчивость в неустойчивом мире.
Впрочем, подтекст этой слезливо-печальной, как мне показалось, исповеди одного из моих наставников был понятен, хотя, возможно, Симон и не думал меня разжалобить и чего-то добиться. Тем не менее, становилось ясно, что мне надо поискать гипотетические варианты существования перлей вместе с тарсенами и, или отбросить версию их существовании, или подтвердить. И тогда… Что тогда? Бояться вместе с ними, даже, несмотря на то, что моим современникам ничто не угрожает? Или, и вправду, вдруг очутиться во вневременьи изживающего себя или не выдержавшего конкуренции альтернативного мира?
Не-е-ет! Всё это выше моего понимания…
– Я посмотрю… – пообещал я и тут же раскаялся, потому что делать сейчас этого не хотелось. Потому добавил скороговоркой: – Только не сегодня!
Симон вскинул на меня удивлённый взгляд.
– Что ты посмотришь?
Теперь я удивился.
– Посмотрю, есть ли эти перли и тарсены на самом деле.
– А-а… Они есть. Но почему ты хочешь на них посмотреть?
– Не хочу я ничего, – нелюбезно отозвался я и, скрашивая свою грубость, добавил: – Давайте займёмся доном Севильяком, а?
– Может быть, и займёмся, – неопределённо пообещал он. – Пора нам возвращаться.
В душе моей от разговора с Симоном осталась неустроенность и настороженность.
Становясь на дорогу времени в будущем, я уповал на Симона.
Было отчего.
В тумане, который должен был меня окутать, я боялся потерять направление. А это задержка совершенно ненужная: так мне в тот раз не терпелось быстрее попасть домой. В наш тихий двадцатый век, где время течёт плавно, девушки самые красивые и понятливые, а всё, что меня там окружает – целесообразно и привычно.
