– Да, Микельс, заходите!
Микельс появился не один. Брун нёс охапку дров.
Они пожелали Полю доброго утра, Микельс выразил надежду, что Поль выспался хорошо.
Брун сразу направился к камину, и через несколько минут по поленьям запрыгали весёлые язычки пламени. Комната стала наполняться теплом.
Микельс раздвинул тяжёлые портьеры, и комнату сразу залили лучи летнего солнца.
В этот момент вошла Фанни с подносом в руках. На подносе исходила паром большая чашка с какао, а рядом с ней на блюдце источали потрясающий аромат только что испеченные любимые булочки Поля.
Фанни наклонилась и поцеловала Поля в макушку. Она была счастлива от того, что её любимый мальчик (так она часто называла Поля) снова с ней.
Микельс для вида попенял жене, что она перебивает господину Полю аппетит, и что скоро завтрак.
– Ничего, Микельс, я так соскучился по домашней еде, что в меня влезет два завтрака, – засмеялся Поль.
Госпожа Микельс удалилась, но вскоре появилась снова с одеждой и халатом Поля. Всё было согрето на кухне. Младший сын Микельсов Тоби принёс кувшин с тёплой водой.
Когда Поль остался с Микельсом наедине, ему наконец-то было разрешено встать. Дворецкий помог надеть халат (Поль прекрасно мог сделать это сам!) и стал поливать из кувшина воду, чтобы Поль умылся над фаянсовым тазом позапрошлого века, как это делали многие поколения его предков.
Наконец, все священнодействия были закончены, и Поль был облачён в домашний костюм, подходящий, по мнению Микельса, для завтрака.
– Завтрак через пятнадцать минут, господин Поль. А сейчас я, с вашего позволения хочу сказать вам несколько слов о том, что меня встревожило.
Когда мы приехали в замок, всё было, как обычно.
Их сиятельство взялись за изучение архива. Они, как всегда, читали очередную бумажку, фотографировали её, записывали в карточки, укладывали в папки… Я в этом разбираюсь плохо, но их сиятельство не были ни взволнованы, ни огорчены. Но дней через пять что-то случилось: я пришёл звать их к ужину и буквально не узнал их сиятельства. Весь стол был завален открытыми книгами, посредине стола лежала какая-то старая бумага, прикрытая сверху стеклом. Я знаю, так их сиятельство делают, когда документ очень редкий и старинный. Их сиятельство отказались идти на ужин и велели мне не мешать. За ночь я несколько раз подходил к дверям кабинета, поэтому знаю, что их сиятельство в ту ночь не ложились.
На следующий день я с трудом уговорил их немного поесть, после чего их сиятельство снова уединились в кабинете. И с тех пор всё без изменений. Они почти не кушают, спят урывками в кабинете на диване, иногда начинают бродить по замку, по его старой части, и озираются кругом, как будто видят всё в первый раз. Мне ничего говорить не хотят, но как-то спрашивали, не сохранилось ли в нашем роду каких-нибудь преданий времён Битвы при перевале.
