Могила Густава Эрикссона | страница 208



Не знаю, почему, но я встал в очередь в кассу № 117. Соседние кассы работали, и никто туда не стоял, но я почему-то понял, мне нужна именно эта касса.

Я с удивлением обнаружил, что одет совсем по-летнему. На мне были потёртые джинсы, красная майка с пальмами на фоне заката и видавшие виды кроссовки. На плече у меня был мой любимый рюкзак, с которым я всегда отправлялся в путешествия. Я ещё ухмыльнулся: «Рюкзаккен-дойче с рюкзаком». А ну-ка, посмотрим, что там внутри. Оказалось, что с собой у меня была неизменная бутылка «Старого Кенигсберга», несколько пачек сигарет, две потрёпанные книги Алексея Иванова, «Географ глобус пропил» и «Блуда и МУДО», и подаренная покойным Лёхой выкидуха. «Интересно, она то мне здесь зачем?» – подумал я.

В очереди передо мной стояли четыре человека. Первым был ещё нестарый, пьяненький и расхристанный деревенский мужичок. В руках он держал грязную полуторалитровую бутылку самогона и постоянно к ней прикладывался. За ним стояли три старушки, разного возраста и по-разному выглядевшие. Объединяло их только одно. Все они принадлежали к той категории женщин, что ухайдачивают своих мужей, как правило, годам к пятидесяти пяти, а потом несчастливо доживают ещё лет двадцать-тридцать. Несчастливо, потому что больше некому выносить мозги и портить нервы.

По зданию автовокзала прохаживался здоровенный дядька в форме охранника. Был он толстомордый, румяный, усатый и очень добродушный. Поддерживать здесь общественный порядок никакого смысла не имело, – его и так никто не думал нарушать. Видимо, главной задачей дядьки было подбадривать нехитрыми и беззлобными шутками приунывших пассажиров. На бейджике у охранника значилось «Михаил Архангел».

Как то странно велась продажа билетов. Вместо того чтобы нагнуться к окошку, пассажиры входили в кассу через дверь. Сейчас в дверь в кассу № 117 вошёл стоявший первым деревенский мужичок. Пробыл он там недолго, не больше минуты, вышел с удручённым лицом и, шаркая ногами и опустив заветную бутылку, поплёлся на выход к перронам. Проходя мимо меня, он горестно заметил:

– Эх, ма! Кругом шешнацать! Вот так-то, браток.

– Мил человек, – сказал я просительно, – это у тебя чего в бутылке-то? Самогон, поди?

– Самогон, – ответил мужичок значительно.

– Дай пару глотков, а то страшно, аж жуть!

– Хлебни, мил человек. Не боись! Это страшно, пока в кассу не войдёшь, потом уж ничего…

Я как следует приложился к бутылке и вернул её мужичку: