Могила Густава Эрикссона | страница 153
Правда, насколько я помню, петь гимны клейким, распускающимся весной листочкам и голубому небу Иван собирался лет до тридцати, пока не пресытится кубком жизни. Я же, старый дурак, разменявший шестой десяток, проделываю этот фортель ежегодно. Да и не относится Иван Карамазов к числу моих любимых героев. Слишком претит его такой западный тяжёлый разум, безупречная логика и неприятие Промысла и Царствия Божия, доходящее до открытого бунта. Его младший брат Алёша мне гораздо больше по сердцу. Но и его я тоже понять не могу с этим его всё пониманием, всё принятием и всё прощением. Тонкий мистицизм, мудрость через глубокую веру, а не выстраданная годами, и деятельная любовь к ближнему – это, как не прискорбно, не моё.
Наверное, из всех трёх братьев ближе всех мне Митенька с его необузданными страстями. Зато уж любит он до самоотречения. У него, правда, эта любовь всё больше на барышень направлена. Ну, так и что с того? Он человек молодой, ему двадцать восемь лет, так он устроен. Я вот тоже страстно люблю всякие субстанции женского рода. Весну, например. Это моя любимая девушка, по которой я каждый год схожу с ума. Или страну свою. Она тоже, определённо, женского рода, Россия то наша. И люблю я её вовсе не так, как патриоты, столпившиеся возле бюджета и природных ресурсов. И не так абстрактно и беспредметно, как либералы и интеллигенты, постоянно говорящие о любви к ней и совершенно её не знающие. Я люблю её совершенно бескорыстно и очень конкретно. Она для меня не имеет единого образа, а распадается на тысячи городов, сёл и деревень, лесов и перелесков, лугов и полян, озёр и рек, холмов и гор, церквей и монастырей, особняков и усадеб. И всё это я исходил, поедая глазами. И всё это я люблю до самозабвения. И хочется мне после смерти превратиться в журавля и летать над этой страной.
Пока я предавался всей этой лирике, автобус повернул на Талдом и проехал его. А теперь он проезжал Спас-Угол. Слева была выполненная в стиле хай-тек коробка музея Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, а справа такая маленькая и трогательная церковь Преображения Господня. И вспомнил я Серёжу и его «Сказку о Бестолковом Помещике».
Да, напугал он меня, конечно, в пятницу своими страшными сказками. Но когда весна такая щедрая, молодая и радостная, все страхи испаряются, как туман над водой под солнечными лучами. Ну, откопает мой друг среди истлевших костей принца-бродяги колбу с философским камнем. Ну, разбогатеет до неприличия. Так ведь большому кораблю – большая торпеда. Деньги портят людей и развращают. А большие деньги сильно портят. Вот Господь и заботился всегда, чтобы я не стал испорченным человеком. И не было у меня никогда больших денег. И слава ему за это.