– Что ж, Сергей, очень приятно было с Вами познакомиться! Мы с Вами отлично поговорили об истории Смутного времени. А когда я уйду, Вы сможете от души посмеяться. Поклон от меня Саше, и передайте ему – прекрасный розыгрыш. За сим позвольте откланяться!
– А ну-ка сядьте! Вы, стало быть, решили, что я шутки шучу. Хорошо, у меня есть аргумент, который убедит Вас в обратном.
Сергей достал из ящика своего стола пачку пятитысячных купюр и протянул их мне:
– Вот Ваш гонорар. Здесь 50 бумажек, можете не пересчитывать.
Я взял деньги. Да, это были настоящие деньги, обычные пятитысячные бумажки. Машинально сунув их во внутренний карман куртки, я поймал себя на том, что по спине забегали мурашки. Всё происходящее постепенно теряло очертания реальности. Я много чего повидал в жизни, но такого не было никогда. Полляма за такое не платят. Тут явно что-то не то.
Терпеть не могу, когда меня используют в тёмную! Давай-ка прикинем, на кой ляд нашему английскому лорду могила Густава Эрикссона. Что не из праздного научного интереса, – понятно. Слишком много платит. Да и вряд ли он представляет интересы шведского правительства, решившего увековечить память национального героя. К тому же принц Густав шведским национальным героем никак не является. Он, скорее, персонаж нашей отечественной истории, а не шведской. В любом случае, если бы это чумовое предположение имело право на жизнь, шведское правительство действовало бы по официальным каналам.
Тогда что? Сокровища? Вот ведь неувязка! Когда Густав въехал на территорию Московии, он был нищеброд нищебродом. Его финансы настолько пели романсы, что в Новгороде его даже пришлось переодевать в присланные Годуновым одежды, чтобы он хоть как-то соответствовал статусу потенциального царского зятя. Да, во время пребывания в Москве царь Борис обеспечил ему роскошную жизнь. Но когда не выдержавшего испытания медными трубами принца сослали в Углич, там всё было уже значительно скромнее. А в Спасском монастыре в Ярославле его держали на цепи, как опасного государственного преступника. Во время его недолгого житья-бытья в Кашине обращались с ним, как с королевичем, и содержали вполне сносно. Но не о каких несметных сокровищах, которые он мог унести с собой в могилу, и речи быть не может. Так что кладоискательство у нас отпадает. Или всё-таки не отпадает?
Густав Эрикссон был выдающимся учёным своего времени. Химиком и алхимиком. Он был настолько успешен, что своё прозвище «новый Парацельс» получил не за красивые глаза. В Угличе он только и делал четыре года, что занимался наукой. Занимался ли он своими экспериментами в Кашине? Источники об этом молчат, зато мы имеем этому мощное фактическое подтверждение. В 1606 году, прямо в разгар Смутного времени, ни с того ни с сего в Кашине начинается изготовление свинцовых белил. В городе появилась новая Поганая слобода, а местные купцы на этом деле сильно приподнялись. Собственно, и название своё слобода получила из-за постоянного смрада, стоявшего вокруг сараев, где травили свинец уксусной кислотой. Больших затрат не требовалось: свинец отливали небольшими листами, которые сворачивали в трубки и помещали в глиняные ступки. Потом их заливали уксусом и ставили в яму под навесом, уксус разъедал свинец и превращал его в белила. На гербе уездного города Кашина три таких ступки. Причём их расположение на гербе подозрительно похоже на шведские «тре крунур». Итак, химией Густав Эрикссон в Кашине занимался, и это можно считать доказанным фактом. Но ведь не глиняную же ступку хочет найти Сергей у него в могиле?
