— Да ну? — тоже прищуриваюсь.
Ловким движением извлекаю из рюкзака предмет, который самым наглым образом присвоила себе.
— Пару недель назад ты забыл свои творения в кабинете химии.
И да! Все-таки меняется в лице. Даже бледнеет от нахлынувшей ярости.
Ну еще бы! Это же, судя по всему, святая святых! И не дай Бог, кому-нибудь прикоснуться к этой вещи.
— Кто разрешал брать? — спрашивает колючим, ледяным тоном.
В его скетчбуке много зарисовок, выполненных карандашом, но вот незадача… крайние страниц двадцать посвящены лишь моей скромной персоне. Профиль, анфас. Портрет. Изображения до пояса и в полный рост. Пугающая детализация и сходство. И да, разумеется, я забрала один из рисунков себе. Настолько он мне понравился.
Это было после одного из уроков физкультуры. (Тогда еще погода позволяла проводить занятия на стадионе). Я сидела прямо на мягкой траве, слегка запрокинув голову назад. В наушниках играла музыка, рядом трещал Ромка, а я просто наслаждалась теплыми лучами осеннего солнышка, отчего-то решившего побаловать москвичей.
Если честно, я не встречала художника, который мог бы настолько талантливо перенести на бумагу то, что видит. Он даже мои волосы, развевающиеся на ветру, будто в движении изобразил…
Да, стоит признать, Ян, безусловно, очень талантлив.
— Знаешь, ты так отчаянно стремился убить мой интерес к тебе, что в итоге, именно это и случилось, — разочарованно качаю головой.
Я очень на него обижена. В особенности после вчерашнего.
— Про шары и подарок нарочно солгал. Ты ведь все забрал себе! — храбро выдаю я, грустно улыбнувшись. — К несчастью, у нашего общего друга слишком длинный язык.
Испепеляет меня гневным взглядом. Глаза светятся недобрым огоньком. Как и предполагала, он не в восторге от услышанного.
— Не хочу больше разгадывать ребус по имени Ян Абрамов. А получил ты за дело, так что не смей мне угрожать!
Отцепляю его руку от себя.
— Отойди.
Скетчбук впечатываю ему прямо в грудь и, получив свободу, отталкиваюсь от зеркала.
— Твою книжку, оставленную на подоконнике, я конфискую в качестве морального ущерба, — сообщаю, пока иду в сторону двери. — По твоей милости родители лишили меня даже этого.
Он не говорит мне ни слова в ответ, но я и не ожидаю что-либо от него услышать.
Уже в холле жадно вдыхаю носом воздух и на секунду зажмуриваюсь. Все еще ощущаю кожей его подавляющую энергетику и будто бы чувствую требовательное прикосновение холодных пальцев на своей шее.
Мурашки от него ползут по коже. И это не от страха, нет…
