— Нам направо. К той детской площадке.
К Винни-Пуху и компании. Какая ирония!
— Подсажу тебя, там уступ есть и дерево. Осторожно перелезешь.
— А ты?
— И я.
— Надеюсь, там нет колючей проволоки?
Прямо побег из Шоушенка, ей Богу.
— Нет, проволоки точно нет, — смеется Камиль. — Ну что, погнали? Только капюшон накинь на всякий случай.
Делаю так, как он говорит. Поворачиваюсь, и пару секунд мы пялимся друг на друга.
— Идиотизм чистой воды, — шепчу я.
— Даш, показаться сейчас на КПП — не самая лучшая идея. Нас могут отчислить за ночное рандеву, организованное на территории гимназии.
— Лучше бы у вас тут садистов отчисляли. Одного давно пора, — ворчу себе под нос.
— Побежали, — резко хватает меня за руку, и мы трусцой пересекаем задний школьный двор.
Отдышаться удается только тогда, когда добираемся до стены, изрисованной Абрамовым.
— Твою Машу… Дарин, там какая-то движуха. Давай, залезай, — подгоняет меня, сцепив пальцы обеих рук в замок.
Оборачиваюсь. Действительно. Там вдали виднеется фигура человека. И она, вне всяких сомнений, направляется к нам. Видимо, на какой-то из камер мы все-таки отсветили.
— Блин, быстрее, Дарин.
Дрожащей ладонью придерживаюсь за стену, прикрывая глаза Пятачку. Камиль приподнимает меня вверх, и я едва не теряю равновесие.
— Стоять. Ищи уступ. Давай-давай-давай! Пошустрее. Там по дереву слезешь!
Ой мамочки! Как же высоко…
Стараясь не смотреть вниз, встаю на уступ и хватаюсь за края бетонного ограждения. Подтягиваюсь. Ложусь на живот и перекидываю одну ногу через забор.
— Слезай и езжай домой! Моя трубка в кармане твоей куртки!
— Что?
В растерянности смотрю на парня, оставшегося внизу, однако голос охранника быстро приводит меня в чувство.
— Ну-ка, стоять! Собаку спущу.
Я уже подумываю о том, чтобы вернуться на территорию школы (ведь так было бы правильно), но Юнусов, резко рванувший в сторону стадиона, ясно дает понять, что другого шанса сбежать у меня попросту не будет.
Охнув, быстро перелезаю на дерево и трясущимися руками цепляюсь за ветки. Спускаюсь, пребывая в состоянии некоторого шока. И страшно сорваться вниз, и за Камиля нервничаю… Ладони без конца потеют, а в ушах ритмично стучит кровь, перекачиваемая грохочущим сердцем.
В себя прихожу только спустя пять минут. Когда ноги устают бежать, а дышать становится нечем. Прислоняюсь к афише остановки и сгибаюсь пополам. Так и стою, рассматривая разодранные в хлам колготки.
Чтоб тебе хорошо спалось, Абрамов! Все это по твоей милости! Сволочь…
