— И ещё тридцать долларов за шестую колонку, — сказала я продавцу.
Он начал пробивать мне чек, пока мои глаза были прикованы к монитору позади него. К счастью они показывали и меня, и людей сзади.
Во мне разгорелся старый инстинкт, и я боролась с желанием пригнуться и спрятать лицо. У безгрешных людей нет причин, чтобы прятаться. Ежедневно обычная американская женщина прогуливается с улыбкой на лице, совершенно не думая о том, сколько камер могли её поймать. Она не рычала на «Большого брата»>1. Она беззаботно разгуливала целый день, не подозревая о том, сколькими способами запечатлевается её жизнь.
Вот такой я была сейчас. В блаженном неведении.
Или, если быть точнее, желала быть в неведении.
— Карта или наличные? — спросил меня парень за кассовым аппаратом.
Я проглотила вечно преследовавшее меня беспокойство.
— Карта.
Вытащив карту из своего, не столь дорогого, как у дамы за мной, зато уж точно гораздо лучше защищённого кошелька, я прочитала выбитые на ней слова — Кэролайн Бэкер, с некой долей обвинительного неверия, впрочем, как и всегда.
Аппарат обработал карту, моргнул о том, что моя покупка была одобрена по сниженной ставке. Из меня вырвался легкий вздох облегчения.
У меня была хорошая работа и стабильная зарплата, но я никак не могла побороть тревогу во время очередной оплаты покупок.
Что если в этот момент моя карта перестанет работать?
Что если в этот момент я пойму, что мой счёт обчистили?
Что если в этот момент они меня найдут? Что если в этот момент они разрушат мою свободную гавань и утащат обратно в ад?
Тогда я столкнусь лицом к лицу с прошлым, от которого с таким трудом убежала?
— Вам нужен чек? — спросил продавец.
Я кивнула.
— Да, пожалуйста.
Доказательство того, что моя карта работает. Доказательство того, что я всё ещё свободна.
Снаружи холодный вечер закружил вокруг моего тела, кутая меня в осень, запах костра и скрипучего горного воздуха. Я улыбнулась сияющему солнцу, опускающемуся за пики голых горных вершин. Был вечер пятницы. Наконец-то.
Я дождаться не могла, когда доеду до дома, стяну с себя эту рабочую одежду и свернусь калачиком под одеялом до самого утра.
Делало ли это из меня старуху? Можно ли было в двадцать пять быть старой?
Полагаю, что нет. Но для меня вечера пятницы были украшением всей рабочей недели. Мои деньки, когда я ходила в клубы, на вечеринки и жила дикой жизнью подошли к концу. Добро пожаловать в однообразие, надёжность и нормальность. В моей жизни нашлось время, чтобы с ними познакомиться.
