— Простите… — как-то сипло проговорил голос, приглушенный руками.
— Да, че тебя прощать? Шок, все дела. Но ты пойми, какой бы шок не был — мужик должен мужиком оставаться. Истерики свои сунь поглубже. Телефон, кстати, проверь.
— Нет, — протянул человек.
— Я тебе сказал, проверь. Дочь, наверное, уже иззвонилась.
— Хорошо… — Генри отвернулся к стенке, достал телефон из кармана, после чего начал включать свою волшебную коробчонку, а дальше стал смотреть пропущенные звонки. «6 пропущенных вызовов», — гласила надпись на экране, он отключил экран, а после промямлил. — Не. Не звонила.
— Дай телефон сюда, — угрожающе проговорил Джек, после чего Генри протянул телефон чернокожему, а тот посмотрел на своего белокожего друга злобными глазами, но ничего не сказал, после чего нажал на кнопку звонка.
Вызов шел недолго. Скоро раздался тонкий, заплаканный голосок:
— Папа?!
— Да. Привет, Кира. Это звонит Джек — друг твоего отца. Не кричи, пожалуйста. Твой отец сегодня в не очень хорошем состоянии, но мы его привезем домой. Да. С ним все в порядке. Не плачь, милая, — голос Джека вдруг стал максимально мягким, хотя только что был грубым. — Да. С папой все хорошо. Нет. Его не били. Он никого не убил. Не беспокойся. Все хорошо. Мы в баре с ним сидим, он выпил немного. Ну… Что поделаешь. Тяжело просто сегодня было. Перестрелка была — все верно, — в телефоне вдруг раздался громкий вздох и вопрос: «Он жив?!». — Жив-жив… Только пьян, и не хотел тебе звонить. Успокойся, солнышко. Все хорошо. Ложись спать, мы твоего папку приведем и уложим. Все хорошо. Его даже не зацепило. Никого там не зацепило, ну, кроме нехороших людей и одного кворона. Все хорошо. Давай. Успокаивайся. Тебе завтра в колледж, насколько знаю, ложись спать. Спокойной ночи, Кира, — Джек подал трубку Генриху, а сам убийца, пригорюнившись, смотрел на негра во время всего разговора, а потом спрятал телефон в карман и лег головой на стол.
— Какой же я урод… — послышался его голос.
— Ну вот… Теперь другая стадия, — пробормотал Билли и налил еще одну стопку.
— Какая стадия? Хрен с ним, с убийством… Я дочь хотел бросить, — голос его будто бы протрезвел, а разум прояснился. — Я ж… Я ж всегда добра ей хотел, а теперь вот… На подходе сюда пытался застрелиться. Дома чуть не застрелился. Я ужасный отец, ужасный человек… Хрен с ним, с убийством. Я себе сейчас работы на шок-пех простить не могу. Как вспомню того пацана, которого шоки избили, а потом в полицейскую машину засунули, так сердце замирает. Его ж убили жестоко. А потом… Когда брали этот завод… Когда выходил, там два выродка каких-то обсуждали задницу какой-то девчонки, которую до этого скрутили. Причем, ладно бы так обсуждали, так один про женское тепло там говорил… А я не знаю, что за женское тепло, что ли? Знаю, конечно. Так, сука, я ж им эти НПК поставлял. Такие огромные деньги вложены в эти НПК, что, по сути, я сделал так хреново людям, что меня распнуть на ближайшем здании должны за это. А я ведь тогда не думал вообще, что такое может быть вообще. Тогда, когда работал с этими, так шок-пех чисто как спецназ выступал. Я в жизни бы не подумал, что эти же люди потом свое оружие против народа направят. И хер с ним, мужики, ладно… Так они и женщин бьют и истязают. Кошмар. Я, по сути, занимался обеспечением тех, кто будет нас людей обычных с дерьмом смешивать. С грязью. Мне и дочери в глаза теперь смотреть больно, оттого и пулю чуть в висок не пустил. Как с этим жить-то вообще? Я этого не пойму.
