Разными путями спасаются люди и различно, в частности, приходят к избранию монашеского пути. В бытность мою студентом нас было три друга. Из них двое были моложе меня курсом: Виктор Р. и Колечка С. Все мы пошли потом в иночество, но каждый различным образом подходил к принятию этого высокого, но и опасного жития.
Виктор — таким полным именем звали его все за серьезность воззрений и поведение, и не помню, чтобы когда-нибудь он смеялся открыто, разве что улыбнется мило и по-детски.
Небольшого роста, с вдумчивыми темными очами, с высоким и широким лбом, с неторопливыми движениями, он, однако, в душе жил сильною жизнью. К нему уже нельзя было приложить имя «теплохладный». Но внутренние переживания его были сокровенны: он шел к решению вдумчиво, принципиально (Виктор был незаурядно способным, глубже нас умом). И когда доходило до чего-либо, то принимал и соответствующие действия — тихо, без шума, но твердо. И тогда ему не нужно было никаких «откровений», «видений» и даже старцев прозорливых. Ему было и без этого ясно, что делать.
Таким путем он дошел не только до убеждения в превосходстве безбрачия и иночества, но и до практического для себя вывода, что ему должно идти в монахи.
— Я, — сказал он мне однажды, — не мог бы сейчас уйти в монастырское иночество, не под силу еще это мне и нет такого желания, но в «ученое монашество» пойду, с Божией помощью. Этот путь мне ясен.
И как-то незаметно подал ректору Академии прошение о постриге. Никто этому не удивился из студентов.
После — обычная учебно-иноческая карьера. О. Иоанна (так назвали его в честь св. Иоанна Лествичника), — всегда видели серьезным, с большими, как бы раскрытыми глазами, что указывало на непрерывный внутренний процесс, совершавшийся в душе его, точно он прислушивался к самому себе.
Но у него оказалась чахотка, и он скончался в Полтавской больнице, состоя инспектором семинарии, в сане архимандрита.
Я посетил его незадолго до смерти. Он лежал безнадежный, с ввалившимися глазами и щеками. А все-таки хотелось ему жить еще. И он надеялся:
— Вот немного поправлюсь, окрепну и встану...
Я молчал.
Царство тебе небесное, чистый друг... Помолись обо мне там...
Но совершенно иной был и совершенно иначе пошел в монахи другой наш товарищ — Колечка С.
Его звали таким ласковым уменьшительным именем, потому что он среди своих товарищей, и нередко даже и среди старших по возрасту и положению, проявлял совсем необычную ласковость в обращении. Идет, бывало, по занятным комнатам (где студенты занимались) и вдруг ни с того ни с сего обращается к нам с приветствием: