– Иди, – наконец сказал Женя. – Вот только куда ты пойдёшь?
– Надеюсь, что не в жопу.
Лёгкая тень улыбки тронула губы Кати, но тут же исчезла, когда она услышала:
– Что-то случилось?
Её брови вопросительно сдвинулись, и когда Женя увидел это, что-то опять сдавило его грудь.
– В каком смысле?
– В прямом. – Он видел непонимание в её глазах и… да, кое-что похожее на страх. Тот, что показался в палате при первой встрече. – Ты выглядишь какой-то…
– Не твоё дело, как я выгляжу, понял? Одному мужику постоянно не нравилось, как я одеваюсь, и даже когда весь мир передох, нашёлся такой же, блять, ценитель моды!
– Ты можешь успокоиться?
– А ты спокойствия ищешь? Так я тебя поздравляю, дорогой, ты обосрался! Мы на планете Земля, и хер ты теперь сыщешь здесь спокойствия! – Она залилась смехом, и от него у Жени по спине прошлись мурашки. Что-то похолодело внутри, съёжилось и заткнуло уши, лишь бы не слышать настолько фальшивого смеха. – Слушай, я не хочу себе портить настроение в этот замечательный день, когда всё человечество наконец отправилось в ад. Поэтому давай-ка ты не будешь выносить мне мозги, а я не буду пытаться тебя убить. Мы просто разойдёмся и больше никогда не вспомним друг о друге. Как тебе идея?
– Не думаю, что…
– Господи, да мне насрать. Спросила только из-за твоей сраной «вежливости». – Последнее слово она взяла в кавычки, согнув два пальца и саркастически улыбнувшись. После чего вновь подняла вверх подбородок и зашагала на другую сторону улицы.
Она была на середине улицы, когда Женя крикнул:
– Ты чего-то боишься! Я это заметил в тебе!
– Я боюсь только твоих нудных вопросов!
Не оглядываясь, Катя продолжала идти. Её стройные ноги всё удалялись, а фигура уменьшалась и уменьшалась, пока ветер резво играл со светлыми волосами.
И тут пришло озарение.
Яркая вспышка в запутанном сознании, и именно она осветила те фрагменты памяти Жени, которые он закопал глубоко внутри и думал, что никогда о них не вспомнит.
На одном из них ему сообщают в школе, что отец умер. Сердечный приступ. Потом глубокий провал, и из него выныривает картина, как на нём, держась за шею, повисает мама и рыдает в его рубашку, пока сам он удивляется её слезам и внезапно появившейся любви к своему мужу. Он чувствует, как трясётся тело матери, и десятки глаз пришедших устремлены именно на него – сына мертвеца. И наконец выступает тот момент, когда на поминках он выходит в туалет, умывается, после чего смотрит в зеркало. Оттуда на него глядит уставший мужчина, засунутый в шкуру четырнадцатилетнего подростка. Но больше всего… больше всего Женя запомнил глаза. Свои глаза. Этот наполовину опустевший взгляд, что был и у его матери. Вечный поиск опасности рядом с собой, постоянная напряжённость и не отпускающая тревога уже прошедшего – всё это он увидел в отражении себя.
