Мемуары гейша | страница 36



…На самом деле, она не взяла Максика, потому, чтобы его смазливая морда не привлекала фотографов — не нужно, чтобы морда примы-балерины ее фирмы появлялась в журналах, где потенциальные клиенты увидеть могут…

Макс после этого целые две недели поддерживал с Эльвирой холодные, рабочие отношения, не выходил в общую гостинную, демонстративно официально здоровался с японцем и индейцем, на Роберта вообще не смотрел, но потом, сдался, конечно…

Затем внутренние споры стали возникать все чаще.

Индеец, тот, все время ссорился — то с Эльвирой, то со всеми ребятами, все время бунтовал — то ему не так, то не этак — нервный какой-то. Роберт убеждал всех, что “мадам Эльвира лучше знает, что кому нужно”, а он вообще-то старший — пусть слушаются, только японцу было все пофиг — настоящий самурай. Наверное, потому, что он тормоз. И получается у него дольше других тоже поэтому. А самый лучший — это он, Макс!

Гарем распался после того неудачного Нового Года. Эльвира затеяла праздничную групповушку. Но не просто так, для баловства, а для дела! Сейчас модно мультикультурность, толерантность, вся вот эта фигня… Снимем на камеру, продадим фильм… ну помните, как у Мадонны в молодые года… Пробьем тему с шоу-бизнесом, может пойдет, денег подымем.

У Макса небольшой был опыт подобных мероприятий, раза два, и оба раза ему не понравилось — в этом деле он не командный игрок, работает соло. Но хуже этой групповушки он ничего не видел.

Все эти красавцы разных цветов, эти, отобранные мадам Эльвирой, жеребцы с лучшими сексуальными данными, очень друг друга стеснялись. Злились и раздражались. Прятались по углам большой квартиры. Голая Эльвира бегала по комнатам и, кнутом и пряником, пыталась собрать свой гарем в кучу. Никто не слушался. Только кроткий Роберт сидел голый в кресле и, не глядя на всю эту кутерьму, читал газету, ожидая сигнала к началу съемок.

Облажались все, ни у кого не получилось. Кроткий Роберт не участвовал. Эльвира была вне себя, приказывала им “виагру, что-ли, принять, или кокс, раз такие дебилы!”, призывала взять себя в руки и “быть мужиками!”, но потом устала уговаривать, сказала, чтобы приходили по одному… Но они так взбесили Эльвиру “своим дебилизмом”, что у нее не получалось завестись… Последним был индеец, она велела ему перья в волосы вставить, может это ее возбудит. Индеец гордо отказался, назвав это расизмом. Получил тумака, но все равно отказался. Хотел уйти, но Эльвира схватила его, начала вставлять в волосы перья, обзывая индейца мустангом и что она “еще его объездит!”. Индеец отшвырнул Эльвиру, она свалилась с кровати, начала вопить. Пришел кроткий Роберт, стал бить индейца “за мадам Эльвиру”, Макс с японцем оттягивали здорового Роберта от индейца другой весовой категории, но индеец почему-то подумал, что Макс наоборот, на стороне Роберта, и дал Максу в глаз. Ну, Макс ему ответил, конечно. Но только попал в японца — такая там куча людей была, рук всяких, морд… И началось. Голая Эльвира голосила, воздевая руки к небу, а ее голый гарем дубасил друг друга, выплескивая затаенные, накопленные, и, подавленные мадам Эльвирой, обиды.