Впрочем, первым, что отметила Акено, приходя в себя, был не звук или его отсутствие, а невозможность вдохнуть полной грудью. Что-то давило на грудную клетку. Пытаясь понять, что происходит и где она, командир открыла глаза.
Осмотревшись, она поняла, что находится в лазарете. Сама Мисаки лежала на койке, укрытая одеялом, а рядом за столом сидела Минами Кабураги и что-то то ли записывала, то ли рисовала в тетради. А на груди Акено устроился пузатый рыжий кот, который, почувствовав, как под ним шевелятся, лениво открыл один глаз и приподнял голову.
— У, — лениво произнёс он.
— Привет, Исороку. Рада, что ты в порядке, — Акено протянула было руку, чтобы погладить его, но гордый кошачий адмирал спрыгнул на пол и убрался восвояси.
— С пробуждением, командир, — Минами развернулась на стуле, разглядывая командира. — Как самочувствие?
— Неплохо, только голова побаливает. Стоп! — Акено села и заглянула под одеяло, но не нашла ничего страшнее перевязанного бедра и синяков на теле. — В меня же стреляли!
Минами улыбнулась, взяла что-то со стола и протянула ей. Мисаки увидела на ладони свои карманные часы, в которых застряла пуля. Взяв их и перевернув, командир увидела на обратной стороне кровь.
— Ещё немного — и пострадала бы бедренная артерия, — невозмутимо сказала Минами. — Тогда у тебя были бы все шансы истечь кровью за пару минут.
Акено сглотнула. Когда по ним стрелял самолёт, когда пришлось захватывать корабль силой, было не так страшно. А вот сейчас, когда только благодаря любимым часам она осталась в живых, было не по себе. Смерть прошла непозволительно близко.
— И сколько я так пролежала? — спросила командир.
— Полдня. Скоро вечер, — Кабураги потянулась и указала на тарелку на столе, на которой лежало куда больше, чем обычно подавали на камбузе. Рядом стоял стакан воды и лежала таблетка обезболивающего. — Твой обед.
— А не многовато? — удивилась на секунду Акено, но желудок жалобно заурчал, уверяя, что готов переварить хоть вчетверо больше, потому что полтора дня без еды — это не по-людски. — Забудь. Спасибо.
Обед, разумеется, почти остыл, но Мисаки, изрядно проголодавшаяся и перенервничавшая за последнее время, даже не обратила на этого внимания.
— Как вообще дела на борту? — спросила она, когда тарелка оказалась девственно чиста. — Есть пострадавшие?
— Только лёгкие раны и ушибы, — отрапортовала Минами. — Обошлось.
— А я… могу идти? И так проспала полдня.
— Да, конечно, — судовой врач уверенно кивнула. — Если почувствуешь головокружение, боль или стравишь за борт, приходи спокойным шагом. И постарайся обойтись без резких движений.
