— Что-нибудь понял? — спросила мама раздраженно. — Мы с тобой переливаем из пустого в порожнее, этому учат в Академии, а я ни разу не учитель. У них там есть наглядные пособия и специальные приборы, показывающие на экранах свечение магической энергии и действия учителей. У нас такого прибора нет, а то, как я двигаю эльмом ты видеть не можешь. Лучше скажи, как твои успехи с воинскими упражнениями?
— Ну как — хорошо. Мы с сержантом подобрали оружие, соответствующие моим наклонностям. Меч из метеоритного железа и копье из бамбука.
— Ну, копье — это для простолюдинов! Разве потренироваться для общего развития. А меч отец может и не разрешить взять, он очень дорогой. Ну я с ним поговорю, не волнуйся.
— А когда он приедет?
— Обещает к концу месяца. Там тебе твоя служанка ежедневную баню приготовила, старается — не хочет в деревню возвращаться. Ты смотри, сынок, от частого мытья кожа может заболеть, раздражение появится, экземы…
Я вновь отправился к себе в чем-то счастливый, а в чем-то раздраженный. Средневековье удивляло отношением к чистоте, а возможность лишиться такого удобного и крепкого оружия злило. Ну, если отец еще и меч заберет, то сразу уйду из дома. В Академию и на казенный кошт берут, надо будет потом пятнадцать лет на императора отработать. Лучше уж на императора, чем в этом герцогстве вариться и ждать, когда меня обменяют на богатое приданное!
…Уже вечером, несмотря на теплые августовские ночи, я приказал разжечь камин и долго сидел в кресле, глядя в огонь.
Незаметно наплывали строки из прошлой жизни:
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.
Виолончель, и кавалькады в чаще,
И колокол в селе…
Трудно поверить, что вся эта красота строк, вся музыка великих поэтов остались в прошлом, в страшной бездне времен и пространств.
…За то, что мне прямая неизбежность –
Прощение обид, За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру…
— Послушайте!
— Еще меня любите
За то, что я умру.
Да я и сам, как большинство учителей русского и литературы, кропал стишки. До сих помню про сосну (интересно, тут есть сосны и березы?):
Вот чудило так чудило
Все беседует с сосной,
С той, что выросла бескрыло,
Средь березок сиротой,
Что давным-давно иссохла,
Лишь в вершине зелень есть,
Что давно спилить и в топке
По полену брать и жечь…
Ну что душу-то бередить, вспоминать прежний мир, который был и дорог, и чем-то неприятен. Но я отрываю его от сердца с кровью. Только то, что воспринимаю этот — магический, как проекцию больного мозга, иллюзию, транслируемую на мое тело в коме, спасает от сумасшествия.
