Артефактор Гродецкий | страница 120
Вышел, сам запряг еще не остывшую (зато личную) кобылу, ускакал. Домой ускакал. Во-время я его купил. По дороге заскочил в ювелирную лавку, несмотря на поздний вечер она в преддверии дворцового бала работала. Перед входом поднял два камушка, один превратил в алмаз, второй — в рубин. (А вот изумруды у меня пока не получались, легче всего было преобразовывать графит в алмазы и любое вещество в золото). и предложил их владельцу.
Толстый купец с небольшим магическим источником (водная энергия) подозрительно осмотрел меня с ног до головы. Пришлось сунуть ему под нос целительный амулет.
— О, Ваша Светлость! Перед балом поистратились? Не все продаете? Если обработать — прекрасные изделия получатся.
— Рубин превратите в кулон, — сказал я, — а бриллиант из этого алмаза получится здоровый, продаю.
— Семь тысяч могу дать наличными и пять чеком.
— Я рассчитывал на двадцать тысяч.
— Пятнадцать! Еще неизвестно какой камень получится при обработке, может там трещина.
— Уговорил. Но обработку рубина тогда бесплатно. Все равно в наваре не малом будешь.
Богаче на 15 тысяч я вновь запрыгнул на кобылку и поехал в покой собственного дома, предвкушая, как на балу вручу матушке самый большой рубин из существующих в этой империи. Слышал, что в дворцовой сокровищнице есть 870 кратный с одной звездой. А мой после обработки потянет на добрых 910, да еще проглядываются две звезды[1]. Ювелир облизывался, говорил что сто тысяч можно выручить.
— Это для матушки, — сказал строго, — успеете к балу? Не повредите звезды! Заключите его в сеточку из тончайшего серебра, а вместо цепочки — простую шелковую тесемку прикрепите. Камень сам по себе хорош и не надо его уродовать дополнительными ценностями.
Уже дома, ближе к полночи (тут встают и ложатся с солнцем, хотя магические и химические источники света имеются) я обнаружил истошный голод. Ну — да, весь день без еды, в хлопотах.
Разнуздал коня, сунул сонному сержанту мешок с золотом (Золотые монеты номиналом 10 серебряных при Григории Романове II весили 4,5 грамма). И, наскоро сполоснувшись, пошел на кухню. Кухарку будить не стал, разжег печь (своим зажигалочным артефактом), достал из артефактного «холодильника» (собственной конструкции) копченую свиную ногу, отпластал на чугунную сковороду пару шматков, долил из бутыли подсолнечного (не очищенного) масла, поставил на плиту, на жаркий огонь. Достал из шкафчика, в котором ничего не портится (стасис, один из моих артефактов) круглый домашний хлеб (научил кухарку печь с закваской), из погребца — круглую флягу армянского терпкого вина. Перевернул мясо, вбил рядом с ним четыре желтых яйца из собственного курятника (двор большой, птичник был), сдвинул сковороду на край плиты, сделал приглашающий жест сержанту:
