– Ну! Теперь подготовимся к основной части действа. Вас по своим местам определю. Тебе, Йега, твои прежние покои. Платье, то что в тот раз оставила тоже сохранил, переоденься. Не такое красивое, как то, в котором ты сбежала, но всяко лучше этого рубища. Тебе, чудо – воин Иван, извини, покои попроще. Но вам, воинам не привыкать к лишениям…
– Сам поди занят будешь? – ведунья подлила масла в огонь красноречия хозяина.
– Дел много, дорогая, поскучай без меня. Покуда… Надо же князю Белого города сообщить, что ему князь Черноречья отказал, да посланца княжеского погубил. Гонца подготовлю да отправлю. Заодно и весточку своему человечку у князя пошлю, что он как надо все сделал. В Черноречьи через некоторое время слух пущу, что князь Белого Города раздумал княжну брать. Ох, и вскипит кровь у обоих! И сойдутся они уже не на пиру, а на поле брани.
Жуткая какофония смеха вновь наполнила пещеру. Хозяин был счастлив.
Знакомыми проходами молчаливый стражник провел Йегу вглубь горы. Факелы едва разгоняли кромешную тьму и только порождали жуткие тени своим неровным красноватым пламенем.
Как бы то ни было, Кастей добился своего. Ему удалось выбить почву из-под ног ведуньи. Настроение было паршивое, чувство вины за всех погибших по её вине, и страх за тех, кто, возможно, вскоре погибнет съедали душу. Мысли крутились по замкнутому кругу, и не было выхода… Кругом смерть. Корявые тени, красноватый тусклый свет, спёртый воздух, отсутствие небесных светил и жизни лишь усугубляли подавленное состояние.
«Покои» поразили своим убранством. Казалось бы, куда больше хозяин еще мог зацепить ведьму за живое, но он и тут расстарался на славу.
Княжну человеческую всё, что было в небольшой пещерке, может и порадовало бы. Но только не лесную ведьму…
Кастей собрал всё то, что она любила. Но, как!
Живой огонь, что своим тихим треском грел душу в домашнем очаге, здесь был заточен в тяжелые бронзовые факельники в виде человеческих голов с застывшими гримасами боли и ужаса. Красные отсветы вырывались из пустых глазниц и ртов, открытых в безмолвном крике боли.
На ложе искрилась шикарным мехом шкура снежного барса. Грациозное, вольное, гордое животное было одним из любимейших у Йеги. Когда ей удавалось выбраться на снежные верхушки гор, она искала с ирбисами встречи. Она любила перебирать его мех пальцами и слушать мурчание большого и прекрасного кота. Смерть же этого животного явно была посвящена ей, и Йега это ощущала уже кожей. К горлу подкатился ком и в носу засвербело.
