Сначала Йеге показалось слишком тряско, да и перекаты мощных мышц под ногами сбивали с толку. Но потом она поймала ритм и почувствовала какую-то свою особенность и удовольствие от такой езды.
Верхом – не пешком, горы приближались раз в десять быстрее и скоро закрыли собой весь горизонт.
Путники были ужена пределе. Усталость брала своё. Сутки без сна, трата сил на ведовство, бешенная скачка… Тело требовало сна, хотя бы пару-тройку часов, чтобы быть готовым на случай встречи с хозяином гор.
У подножия гор у самого начала тропы была древняя лачуга. Она была поставлена еще на ту пору, когда не было еще северной тропы. Путники располагались в ней на отдых перед переходом через горы, а то и задерживались после перехода. Такая же избушка была, и с другой стороны когда-то, но она давно уже развалилась.
Тропа давно уже была заброшена и избушкой этой мало кто пользовался, да и то нелюди. Йега, когда за запасами живой воды направлялась обязательно в ней задерживалась. Где-то от древоточца обработать, где-то от гнили, а где и заговор почитать. Ей эта изба нужна была.
Изба эта была небольшая, из дуба мореного сложенная да на каменном фундаменте, это и спасало её все эти триста лет от разрушения, да и ведьмины заговоры. Даже слюдяные окна за ставнями были целые. Внутри правда лавки да стол уже начали подгнивать – всё-таки влага, холод да время делают своё дело. Да на крышу уже давно пора было новую дранку положить. Но для этого надо было много времени и заняться конкретно.
У порога избы Йега практически свалилась с лошади в руки мужчины и еле проковыляла в избу.
Дверь уныло скрипнула на ссохшихся кожаных петлях, запуская путников вовнутрь. Тонкий слой песка зашуршал под ногами в такт шагам, в очаге тоже песок. Стол-таки начал коситься. Надо заняться. Но травяной тюфяк на лавке был еще сносным.
Иван тем временем по просьбе Йеги открыл ставни, чтобы лунный свет попал в дом, стреножил лошадей и снял с них поклажу.
Когда он зашел в лачугу старушка уже лежала на лавке лицом к лунному свету. Платок был снят, седые волосы разметались по укрывалу, подложенному на тюфяк. От усталости нос, казалось стал острее, морщины глубже, и, если бы не чуть заметное движение груди под скрещенными руками, можно было подумать, что старушка преставилась.
Разобрав сумы, Иван сначала укрыл бабку укрывалом – старости тепло нужно, а печи тут нет.
Затем он разжёг в очаге огонь и из припасов, позаимствованных у разбойников, заварил сытную кашу, да запек давешнюю севрюжину над углями.
