Принцип упреждающего удара | страница 10
И, понизив голос, добавил:
– Но твоя казнь не будет простой, Ноаро. Ты ответишь не только за преступление подсудимой, но и за свои собственные. Мы не позволим тебе умереть быстро.
– Я знаю, – ответил я.
Роатанец победно захихикал. Он не мог и не хотел сдержать радости от того, что спустя столько лет я все-таки попал к ним в руки. Он произнес прощальную речь, отметив, что сегодняшнее слушание войдет в историю Каоан-Таоракиса как торжество высшей справедливости, и покинул зал суда. Вернувшиеся конвоиры проводили меня в камеру. Едва я вошел, Лана бросилась мне навстречу. По покрасневшим глазам и носу я понял, что она снова плакала.
– Как прошло? Меня отпустят? – дрожащий голос выдавал пережитые страхи.
– Ты свободна и скоро полетишь домой.
– Боже, – Лана прикрыла глаза ладонью, – это правда? У тебя получилось?
– Да.
– Они не передумают? Я так хочу домой. Когда я смогу выйти отсюда?
– Полагаю, что прямо сейчас, – я кивнул на открытую дверь, у которой застыли двое панцирей.
Лана бросилась к выходу, но у самой двери оглянулась и спросила:
– А ты?
– Мне придется остаться здесь.
– Почему?
– Они вынесли обвинительный вердикт. Я предложил обмен.
– Ты остаешься вместо меня? Но они же убьют тебя! – Лана переминалась с ноги на ногу, так явно борясь с желанием уйти, что мне захотелось отвернуться.
– Не думай обо мне, просто возвращайся домой.
Лана не стала спорить. Решительно вышла из камеры и зашагала в сторону коридора. Дверь закрылась, и стены куба утратили прозрачность, лишая меня возможности видеть, как она уходит. Я сел на пол и, стараясь ни о чем не думать, закрыл глаза.
Тело требовало отдыха, но расслабиться не получалось. Интересно, как скоро за мной придут?
Словно в ответ на мои мысли дверь камеры начала открываться. Я вскочил, чтобы встретить панцирей на ногах, но на пороге стояла Лана.
– Ты сделал это потому, что все еще любишь меня? – спросила она, напряженно вглядываясь в мое лицо, ища на нем признаки былого чувства.
Я не ответил. Не потому, что хотел обидеть или зацепить ее – мне просто нечего было сказать. Как объяснить, что ее образ – единственное, что не давало мне сойти с ума в часы долгого и муторного разбирательства. Что моя любовь умирала постепенно, с каждым неотвеченным звонком, с каждой бесплодной попыткой с ней связаться. Она снилась мне почти каждую ночь, но в конце концов любовь не выдержала предательства. И, узнав, что она стала чужой женой, я не почувствовал ничего, кроме всепоглощающей пустоты. И то, что я сейчас сделал для Ланы, я сделал бы для любого человека, оказавшегося на ее месте. Просто потому, что верю: выбирать своих – правильно. Свою страну, свою расу, свою планету. Даже если она отвернулась от меня. Не выдержав повисшего между нами молчания, Лана подошла ближе и протянула руку, чтобы коснуться моего лица.