Колодец выходил во двор гаража и стоял у забора среди разной техники.
– Раньше здесь были конюшни, которые потом переоборудовали в гаражи, – шёпотом сообщил Егор. – Здесь работает дядя Степан, он тут главный механик. Они с отцом давно знают друг друга, ещё со времён, когда отец водителем работал. Я когда отцу про подземный ход рассказал, так он устроился сюда слесарем на подработку. Дядя Степан классный дядька, надёжный, он и придумал собрания проводить, «вечёрки», как он их в шутку называет. И не подкопаешься, гараж в ночную работает, а машины «вдруг» ломаться чаще стали. Мужики потом приезжают, слушают, друг другу информацию передают. Власти-то, когда запретили алкоголь и сигареты, только лучше сделали – народ трезветь стал, да думать-соображать, чего дальше делать, объединяться, диверсии всякие устраивать: то в одном месте электричество вырубит, то в другом вышка вдруг упадёт…
– Ладно, пошли, вроде тихо, – закончил Егор и перелез через стенку колодца. Мальчишки, пригнувшись, прокрались вдоль старого грузовика и сели у переднего колеса. Егор показал Ежге на камеру у дороги и на здании напротив. – Вон та весь двор охватывает, поэтому и переставили сюда старую колымагу, она хорошо колодец загораживает и вход в подсобку.
Мальчишки подождали, пока разошлись рабочие с дневной смены, и прошмыгнули внутрь.
Дядя Степан с отцом Егора сидели в подсобке, склонившись над бумагами. В гараже никого больше не было. На ночную смену слесаря подходили к восьми, и у Ежги с Егором был почти час, чтобы обо всём рассказать.
Увидев мальчишек, мужчины оторвались от бумаг, но, видимо, зная хорошо Егора, поняли, что произошло что-то очень важное, раз он пришёл сюда не один.
– Папа, дядя Степан, – начал Егор, – это Ежга, Вестник, из Нового мира. – Я нашёл его сегодня у нас на склоне. Помните, вы говорили, что придёт Вестник. Вот, он пришёл. – Егор замолчал и встал рядом с Ежгой, плотно прижавшись к его плечу.
Мужчины молча смотрели на Ежгу. Дядя Степан был на вид лет пятидесяти, седоватый, но крепкого телосложения мужчина. Отец Егора был значительно моложе, но, видимо, тяжелые условия жизни добавили и ему лишний десяток. Он был невысокого роста, сухопарый и жилистый, но с открытым и приветливым лицом. Опомнившись первым, он шагнул к Ежге и протянул ему руку:
– Захар, – представился он, – отец Егора. И, улыбнувшись, добавил. – Добро пожаловать, Ежга!
Ежга пожал протянутую руку и увидел в глазах отца Егора такие же добрые и весёлые искорки, как и у самого Егора. И на сердце его снова потеплело.
