Передо мной начал открываться новый мир. Осень угощала меня своими запахами. Мятые листья клена пахли прошедшим жарким летом. Очаровывали своей красотой утренние капельки росы, в выпуклых отражениях которых отражались первые солнечные лучи. Стаи птиц собирались на оголяющихся осенних деревьях и загадочно о чем-то говорили на своем непонятном языке. Я чувствовал, что и они, так же, как и я, боятся лететь в другие края, но и им, так же, как и мне, придется это сделать.
Последний мой отдых на море с семьей был в середине октября. Странно, я ездил с ними на моря иногда даже по два раза в год, но тут впервые для себя обнаружил, что море, оказывается, пахнет. Это романтический запах алых парусов, и мне казалось, что следы на песке оставили воздушные ступни Асоль, когда она ходила вдоль береговой линии, слушала музыку волн и мечтала о своей любви. Море мне напомнило что-то далекое, забытое, детское: родителей, советскую базу отдыха, запах варенных в ведре креветок. Но казалось, что это все было не со мной, а с кем-то другим.
И тут я вдруг вспомнил уже совсем забытый эпизод из моего детства. Когда я помог нашей соседке с пятого этажа спуститься вниз, на лавочку возле подъезда. В доме лифта не было, а у нее были больные ноги. Поэтому она очень редко выходила на улицу. Я помню, как помог ей сесть на скамейку, как она подняла глаза и сказала: „Ах какая благодать, как хорошо-то, какая благодать“. Хорошо? На улице слякоть, грязь, сыро, что здесь хорошего? Помню, как я тогда удивился, но ничего не сказал. А вот теперь смотрю на все это и думаю – а как же и впрямь хорошо, какая благодать! Как хорошо, когда ты можешь своими легкими вдыхать вот эту осеннюю свежесть, когда можешь чувствовать на лице мокрые капли дождя…и слез, которые мелкой соленой струйкой стекали с моих угасающих глаз.
Раньше я никогда не молился. Во время венчания батюшка нам сказал, что нужно дома читать „Отче наш“ и что-то еще. Я тогда взял себе за правило перед сном читать „Отче наш“. Читал я эту молитву механически, как заклинание, и шел спать. Теперь все стало по-другому. Я понял то слово, с которого начиналась молитва. Отец… любящий, от Которого зависит вся моя жизнь, связи с Которым я не имел, а теперь обрел. Странное чувство дикого страха смерти и новых зарождающихся отношений с Богом, основанных на любви. От отчаяния меня спасала лишь надежда на то, что Он, мой Отец, здесь, рядом, что Он меня слышит, понимает, любит, знает, что внутри меня происходит. Это не снимало моих страхов, но как-то преображало их, давало силы владеть собой.
