Магнитное поле на нашей спортивной базе явно сломано. Меня как стрелку в компасе всë время разворачивает на мой личный «север». Алёна — лёд.
И сейчас она где-то во внутренностях административного корпуса. После заселения у меня появляется повод туда зайти. Не самый приятный, конечно… Руку разодрал. А медкабинет у нас в административном.
— Привет…
— Здоровались уже, Марат, — хмурит свои красивые брови Алёна, разбирая из коробки лекарства.
Глаз на меня не поднимает. А я, наоборот, пялюсь на неë.
Между рёбрами тает… Краешек губ дергается в улыбке. Я по пальцам могу сосчитать моменты, когда мы оказывались наедине. Алена — спец в их избегании.
Из подрагивающих красивых пальцев сыпятся на стол какие-то блистеры.
— Черт… — сдувает прядь волос с лица. — Ты что-то хотел?
Ладно, соберись, Тарханов! Расплывешься сейчас тёплой лужей, и эта снежная королева быстро тебя «сожрëт» в своем стиле. А «жрать» этим летом — моя очередь.
Показываю ей ободранное предплечье.
— Я к медсестре.
— Как тебя угораздило?
— Девчонка упала с крыльца. Вот… поймал.
— Ясно, — сухо.
Мне хотелось бы, чтобы это «сухо» было с привкусом ревности. Девочки у нас тут все зрелые. Но…
— От столбняка привит?
— Неа.
— Снимай футболку, поворачивайся спиной. Я сегодня за медсестру.
Медленно стягиваю футболку, наблюдая, за лицом Алёны. Её взгляд застывает на моём торсе. Внимательно осматривает, съезжая глазами на пресс.
— Пойдёт? — ухмыляюсь я, играя мышцами.
— Что?
— Как Вам, Алëна Максимовна, больше нравится — так или ещё мяса нарастить?
— Я на тебя как медик смотрю, — возмущённо.
Роняет на стол ампулу. Ещё раз чертыхнувшись, набирает лекарство в шприц.
— Можешь меня ещё и потрогать… как медик.
— Так!
Заходит мне за спину, чувствительно вдалбливая иглу под лопатку.
— Ай!
С шипением, дергаю мышцами.
Перехватывает ладонью меня за плечо. Шагаю пальцами как паук, ловя еë руку на своём плече в плен. Сжимаю.
Выдергивает и пальчики, и иглу.
— Ты чего такая злая?
— Ты думаешь, Марат, оригинален в своих подкатах? Вы тут все… — дергает стервозно бровями, — одинаковые.
Засовываю футболку за пояс шорт.
— Мне можно. Больше никому нельзя. Кто-то начнёт борзеть — скажи мне просто… — пожимаю плечами. — И он перестанет.
— Тебе тоже нельзя.
— Можно.
— Почему это?
— Потому что… — сердце подпрыгивает в горло.
Скажи ей. Ну! Давай, скажи что-нибудь глубокое, так как чувствуешь. Чтобы не стоять в один ряд со всеми «одинаковыми» в её глазах.
