О Господи, откуда? Откуда он знает о моей наивной мечте? Есть ли вообще что-либо, что можно скрыть от Ильяса… и Вольфа?
— Тоже нет? Какая жалость, — Рахматулин нагло ухватил меня за запястье. — Впрочем, у меня есть для тебя кое-что поинтереснее, лапуля. Месть. Очень сладкое блюдо. Мы разделим ее с тобой напополам. Тебе понравится, гарантирую.
— Что значит напополам? — похолодев, спросила.
Но я поняла, что он имеет в виду. Клянусь, я сразу это поняла.
А Рахматулин склонился к самому моему уху, и я услышала его тихий, вкрадчивый голос:
— Я отомщу проклятому Волку, а ты — своему мужу… Мне тут нашептали, что твой бывший со своей любовницей сильно тебя обидел. Даже не просто обидел — подвел под монастырь. Откупился тобой перед бандитами за собственный косяк. Неужели не хочется, чтобы эта мразь ответила за свой крысиный поступок? Он у меня землю жрать будет вместе с подстилкой своей.
— Она беременна, — едва слышно проговорила я. — Любовница Глеба беременна… Вас это не остановит?
— Главное, чтобы это не остановило тебя, — осклабился Ильяс.
Дорогой деловой костюм, стильная стрижка и укладка, красивое холеное лицо и хозяйские замашки были лишь внешней оболочкой, налетом цивилизованности. На самом деле это мужчина был по-средневековому жестоким и даже, наверное, кровожадным. Не жестким, как Вольф, а именно жестоким…
Готовым пойти по трупам и, что самое отвратительное, получающим от этого удовольствие.
Но ужаснее всего было, что он оказался прав. Тронул в моей душе ту маленькую струнку, которая отозвалась…
Наверное, я гадкий человек, но я хотела мести Глебу и его Олесе. Вольф сломал Глебу руку тогда, около ЗАГСА… Наверное, я вдвойне гадкий человек, но порой ко мне приходили мысли, что этого мало. После того, что он со мной сделал — слишком мало.
Словно что-то переключилось во мне. Сломалось. Прежняя Ульяша помахала бы вслед изменнику платочком и даже не подумала бы пожелать зла.
Нынешняя Ульяна — то, во что я медленно превращалась, где-то в глубине души допускала мысль о мести.
— За что вы так ненавидите Вольфа?
Я впервые подняла глаза на сильного мужчину, который навис надо мной, подавляя мою волю своим гипнотизирующим взглядом.
— За предательство, — коротко ответил Ильяс. — Что ж, осталось только скрепить наш союз.
Я опомниться не успела, как он обжег меня страстным, жгучим поцелуем.
Впрочем, опомниться все-таки пришлось, потому как то, чего я боялась, все-таки случилось. Неподалеку послышался звон и раздалось невнятное: «Ой!».
