Другая женщина в гастрономе собиралась отложить некоторые продукты, потому что ей не хватало денег, но я и ей вручил пятьдесят долларов.
Напротив аквариума я заметил продавца хот-догов. Торговля совсем не шла, отчего вид у него был несчастный. Тогда я купил нам с Флипом несколько булок, а сдачу оставил ему.
Так я и раздал все пятидесятидолларовые купюры, кроме одной. Ее я решил сохранить и добавить к тем деньгам, что заработал на доставке купонов. Ими я воспользуюсь, когда мне исполнится шестнадцать и можно будет жить самостоятельно.
Жаль только, теперь я не смогу поступить с Галлеей в один колледж. Вся та легкость, которую я обрел за последние полчаса, раздавая деньги, испарилась.
Я уже собирался сесть на поезд, как вспомнил слова Чаки: на этой улице у своего двоюродного брата живет Рэйберн. Я обернулся и вгляделся в конец квартала:
– Ну что, Флип, идем?
Пес в ответ наклонил голову.
Дом оказался еще хуже, чем рассказывал Чаки. Он не только разваливался, но и стоял с разбитыми окнами. Маленький двор перед домом зарос травой и был завален мусором. Флип посмотрел на меня так, будто спрашивал: «Ты уверен, что хочешь туда войти?»
Я подошел к двери и постучал. Мне открыл парень с прилизанными волосами. Несмотря на прохладную погоду, он был без рубашки. В доме не горел свет, а на окнах висели старые простыни, защищавшие от солнца. В воздухе пахло сгнившей едой. Парень кивнул мне, мол: «Чего тебе надо?».
– Деймон дома?
– Деймон!
У двери появился Рэйберн и прищурился. Низкое яркое солнце било прямо ему в глаза. Он потер их, словно никак не мог поверить моему приходу.
– Коффин?
Выглядел он паршиво. Очень. Почему-то казался меньше, чем на моей памяти, ниже, худее и грязнее. Волосы свисали жирными сосульками. Я отдал ему свои последние пятьдесят долларов, хотя понимал: расставшись с этими деньгами, чувствовать я себя буду совсем иначе.
Он посмотрел на купюру, а потом на меня.
– У тебя какие-то проблемы? – спросил он. – Что ты здесь делаешь?
Минуту назад, поднимаясь по ступеням, я все размышлял: если рай существует и моя мама сейчас сверху смотрит на меня, то она должна мною гордиться. А теперь она казалась так далеко. Все представлялось каким-то не таким, будто, раздавая деньги, я покупал людям счастье, чтобы самому чувствовать себя хорошо. И все же Рэйберну стоило дать шанс.
– Слышал, в последнее время тебе пришлось несладко, – сказал я, поворачиваясь к лестнице, чтобы уйти.
Тут вышел его брат и спросил:
