— Эх, еще рано. — Он нырнул обратно в тень и резко сменил тему, заставив Андрея подскочить от испуга: — Да, они были парой. Почти десять лет. Начали встречаться еще в школе при «Лихоборах». Затем стали напарниками. Несколько лет подряд были лучшей ячейкой организации. Даже на корпоративах их всегда поздравляли с перевыполненным планом и вручали благодарственную грамоту. Но, — Дима вздохнул, — нельзя мешать рабочее с личным. В какой-то момент все всегда пойдёт наперекосяк.
— И… что пошло не так у них?
— Не много ли ты хочешь знать?
— Так станет понятней, почему Звягинцева носится с вами, словно от вашей жизни зависит судьба мира.
Судьба мира зависела от чего угодно, кроме Вознесенских, но для Александры эти двое выглядели центром вселенной. Андрей видел, как меняется выражение лица журналистки, стоит речи зайти о старшем брате Димы, видел, как она уклончиво отвечает на вопросы, и не мог не отметить той тоски, что появлялась во взгляде Александры. Так не говорят о людях, которых ненавидишь. Так не говорят о тех, кто для тебя безразличен. И уж тем более так не говорят о тех, кого для тебя не существует. Знать больше о Звягинцевой было жизненно необходимо. Но почему-то под ложечкой засосало, ладони вспотели и Андрей почувствовал, что сказанное Димой ему не понравится.
— Это произошло через три часа после «вступления во владение». — Дима вытащил из кармана помятую пачку и зажигалку. — Так в официальных документах называется одержимость. Без понятия почему. Не спрашивай. Иногда процесс называют «слиянием», но как по мне — это глупость. В теле после этого существуют две души, а не одна. Впрочем это вопрос для обсуждения. — Дима повёл плечами и выглянул из-за угла дома, проверяя, судя по всему, безопасность. Пальцы наощупь открыли упаковку и выудили оттуда одну сигарету. — Это был общий знакомый Саши и Стаса. Близкий друг. И, разумеется, они не смогли прийти к единому мнению, что делать. Мой брат… Стас просил, позволить забрать несчастного в главное здание и отдать его Ростиславу. Это было бы милосердно. Саша же… была упёртой, как и всегда. Уверяла, что они смогут изгнать сущность. Но три часа… — Дима тряхнул растрепавшимися светлыми прядями и щёлкнул зажигалкой, — даже двадцать минут — критическое время для пострадавшего. Три часа — это уже приговор.
— Но в таком случае…
— Мой брат обречён? Да. Больно ли мне? Безусловно. Смирился ли я? Разумеется.
Сизое облачко сигаретного дыма взмыло вверх, растворяясь в холодном ночном воздухе. Андрей негромко кашлянул, отступив в сторону и с сомнением покосился на Диму. Вряд ли сигареты были необходимы, когда ты стоишь в засаде. Разве что Вознесенский хотел приманить к себе всех собак в округе. Если у тех была тяга к сигаретам.
