Когда я ощущаю его горячий язык, его пальцы, то ощущение реальности происходящего исчезает окончательно. Зейн ласкает меня, и я с трудом сдерживаю рвущиеся изнутри стоны. Он определенно не терял времени за последнюю тысячу лет и точно знает, что делает – каждое движение превращается в пытку, когда хочется еще больше, еще откровеннее. Прижимаю его голову к себе, замечая, как напрягается и сжимает кожу лежащая на моем бедре ладонь. Завтра наверняка появятся синяки, но мне плевать. В это мгновение мне плевать вообще на все: даже если начнется Третья мировая, я не сдвинусь с места, пока его губы ласкают меня.
Движения языка становятся настойчивее и быстрее. И без того вырывающееся из груди сердце заходится почти в тахикардии. В следующую секунду я судорожно вздрагиваю, волна наслаждения проходит по телу, пронзая его насквозь, от кончиков пальцев до полуприкрытых ресниц, и я кончаю, не сдерживая громкий стон. Кончаю с его именем на губах.
– Зейн…
Он поднимается, нежно заправляя за ухо мои растрепанные волосы.
– Давно бы так.
Смотрю в огонь его глаз, сияющий ярче окрашенного в розовый предрассветного неба, и различаю в пламени расширенные от возбуждения зрачки.
– Хочу тебя.
– Я не умею говорить тебе «нет», девочка-джинн…
Он усмехается и снимает футболку, а я, немного придя в себя, опять думаю о том, какое сильное и крепкое у него тело. Зейн мог бы быть одним из тех, кто сражался на арене Колизея. Сражался и побеждал. Но разве эти мускулистые плечи, эти руки с браслетами, созданы для войны, а не для любви?
Зейн глядит на меня и целует. Наши языки переплетаются, изучают друг друга, в то время как руки гладят кожу, которая словно искрится и горит под дрожащими, жадными пальцами. Он с легкостью подхватывает меня под ягодицы и приподнимает, заставляя обхватить поясницу ногами. Кажется, что это не стоит ему никаких усилий. Впрочем, может, так оно и есть? Кто знает, где пролегают границы физических возможностей джиннов?
Будто прочитав мои мысли, Зейн улыбается.
– Не думай слишком много.
Я вспоминаю разговор об индийском гуру и американском хиппи, и хмыкаю в ответ.
– Просто кайфуй?
– Именно… – шепчет джинн, и его член проникает в меня, медленно заполняя полностью.
Сознание отключается. Остаются переплетенные тела, сбитое дыхание губы в губы, негромкие стоны, смешавшиеся запахи. То, что происходит между нами – не просто секс. Зейн входит в мою душу, проникает в самое естество – туда, где притаились самые жуткие страхи, где живут самые красивые фантазии. И я беспрепятственно пускаю его в свои тайны. Пускаю его в себя.
