До поездки в Италию остается несколько дней, и я решаю сделать все, чтобы провести их без лишнего стресса: во снах не выхожу дальше точки входа, в реальности катаюсь на мотоцикле по пригородам или гуляю по улицам в поисках интересных кадров. Однажды вечером я заезжаю в бар, в котором собираются байкеры. Взгляд сразу выцепляет из толпы пару знакомых лиц и уже через полчаса мы обмениваемся новостями, наблюдая за выступлением очередной однодневной рок-группы.
– Слышала, что случилось с Команданте? – спрашивает бородатый Фил, согласившийся когда-то научить меня водить, если я брошу наркотики.
– Нет, а что с ним? – Открываю фисташку, оставляя скорлупу на салфетке.
Команданте – прозвище, которое старый друг Олава получил после того, как пересек Латинскую Америку на мотоцикле, повторив легендарный маршрут Че Гевары. Впрочем, с аргентинским революционером его объединяло не только это – вряд ли во всей Скандинавии существовал человек отчаяннее и свободолюбивее Команданте. Долгие годы он служил для меня примером того, как важно верить в идею даже если все вокруг говорят, что она безумна.
– Не вошел в поворот на скорости, – говорит Фил, и фисташка падает на пол.
– Он… – мне страшно произнести «погиб». Будто этого не произойдет, и с Команданте все будет хорошо, если я не скажу о смерти вслух.
– Нет. – Качает головой бородатый байкер, и спазм, сжимающий легкие цепкой лапой мрачного жнеца, наконец отпускает. – Но лежит в коме уже месяц.
– Вот черт!
Чувствую отчаяние и злое бессилие. Команданте не заслужил такого – превратиться в подключенный к аппаратам овощ, едва отпраздновав сороковой день рождения! И без того плохое настроение портится окончательно. Пообщавшись с Филом еще полчаса, прощаюсь и выхожу на улицу.
В воздухе пахнет дождем. Темнеющее с каждой секундой небо разрезают молнии. Раздается раскат грома, но я нажимаю «Play» и его тут же заглушает дип-хаус. Плохая, очень плохая затея – слушать в наушниках электроорган с фортепиано, когда едешь со скоростью почти двести километров в час, а гроза вот-вот обрушится на город, превратив сцепление с дорогой в символическую условность.
Зейн называет меня «девочка-джинн», но сегодня я – «девочка-самоубийца», для которой не существует «завтра». Выжимаю газ. Первые капли дождя падают на куртку. Блаженны адепты скорости, ибо только они узрят конец адской гонки15. В тусклом свете фар ничего не видно дальше метра, ливень заливает защитное стекло, и я поднимаю его, вдыхая сладкий и одновременно резкий запах озона. Наконец в моей душе воцаряется спокойствие. Я знаю, что делать.
