Перехватываю и сжимаю камешек в кулаке.
– Нам не понадобится вторая попытка.
***
С тоской смотрю на точку входа. От мансарды, которую я создавала с такой любовью, осталась лишь треугольная рама окна и дверь. Под ногами, над головой, справа и слева – пустота. Подхожу к ставням и распахиваю их. Ничего. Ни леса, ни смешанного с дождем запаха опавшей листвы. Как изголодавшийся паразит, Асаф высосал энергию моих снов, и точка входа изменилась до неузнаваемости. Сейчас она выглядит почти так же, как в первый раз, когда я оказалась здесь. Интересно, сколько понадобится времени, чтобы восстановить ее? Вернее, будет ли у меня такая возможность в принципе, или же сон, в который я собираюсь выйти, станет для меня последним…
Поворачиваю ручку двери и зажмуриваюсь от яркого солнечного света. В тот день было пасмурно, но мои сны больше не слушаются меня. Ступаю на траву, чувствуя под босыми ногами прохладную землю, смотрю на дом, в котором прошло мое детство. Перед тем, как я вышла в сад с Пушистиком, мама дала мне тарелку с клубникой и вернулась на кухню готовить обед. Но сейчас ее силуэт не мелькает в окнах. Все в точности, как тогда. Все в точности наоборот.
Подхожу к лежащему на лужайке плюшевому зайцу. Он насмешливо глядит на меня пластмассовыми глазами, словно приглашая поиграть вместе. Однако нам обоим известно, что из этой игры никто не выйдет победителем – будут только выжившие… и проигравшие. Сажусь на лужайку и беру Пушистика в руки. Вздрагиваю, когда искусственная шерсть касается ладоней. Отвратительный заяц, паршивая подделка, дешевая иллюзия. Но я продолжаю держать его. Что-то останавливает меня от того, чтобы отбросить игрушку в сторону. Будто, сделав это, я нарушу негласные правила. На лицо падает тень, и человек в черном капюшоне садится передо мной.
– Почему ты выбрала это место?
Я впервые замечаю на его коже оспины. Отвечаю, не в силах оторвать взгляда от вспоровших заросшие бородой щеки мелких рубцов:
– Потому что все должно закончиться там, где началось.
Асаф молчит секунду, а после заходится в приступе жуткого хохота.
– Ты действительно думаешь, что все началось здесь? – В сверкающих глазах – смесь ярости, ненависти и… отчаяния. – О нет, этой истории намного, намного больше лет.
Трава, на которой я сижу, вдруг колышется, будто тронутая порывом ветра, и рассыпается на миллиарды горячих песчинок. Растерянно зачерпываю горсть и пропускаю сквозь пальцы, завороженно наблюдая за тем, как наш с мамой дом теряет привычные очертания: стены покрываются необожженным кирпичом, перед фасадом появляются величественные колоннады. Норвежские улицы тают, подобно миражам в пустыне. На их месте возникают широкие площади и рынки, а далеко, у самой линии горизонта, вырастают скалистые красно-желтые холмы.
