Вспоротый матрас валяется на полу, обнажив деревянный каркас кровати. Постельное белье разбросано рядом, подушки выпотрошены. У пустых полок шкафов – горы рваной одежды. На подоконнике и на столе лежит пух. Жалюзи сорваны с окон. Компьютер разбит. А совершенно не пострадавший портрет Мика Джаггера насмешливо глядит на меня со стены: «Мы знатно повеселились без тебя, крошка. Как в старые добрые времена, да, в точности так. А ты пропустила всю вечеринку…»
– Тебя ограбили. – Хмурится Ян. – Надо проверить, что пропало.
– Непохоже. – Я качаю головой и беру в руки пластинку Queen. – Если бы того, кто вломился ко мне, интересовали деньги, вряд ли он бы прошел мимо раритета с автографом Меркьюри.
– Возможно, не понял, какое сокровище лежит на твоей тумбочке? – Сомневается Ян.
– Скорее, искал что-то другое…
«Например, кольцо отца», – мысленно добавляю я, но вслух ничего не говорю. Не хватало еще вмешивать Яна в мои проблемы с Асафом.
Пока мы ждем полицию, я разливаю по чудом уцелевшим кружкам чай и, смахнув пух, сажусь на подоконник. Задумчиво разглядываю устроенный беспорядок и неожиданно вспоминаю, что двадцать лет назад уже видела нечто подобное.
– Ма-а-ам, что случилось? – Голос дрожит, и даже теплая мамина рука, сжимающая мою ладонь, не помогает успокоиться.
Наш обставленный с такой любовью дом превратился в грязную свалку. Горшки с цветами разбиты, мебель сломана, картины вырваны из рам. Уцелели, кажется, только стекла в окнах, и это еще больше усиливает контраст между тем, что было раньше, и тем, что есть сейчас.
Мама опускается на пол и перебирает сломанные стебли гортензии. Почему-то именно они, а не разрезанные ножом сидушки кресел и упавший шкаф, расстраивают ее больше всего. Наконец она вспоминает о том, что я стою рядом, и притягивает меня к себе.
– Извини, детка, это моя вина. Но я обещаю, все будет хорошо.
Всхлипываю и поднимаю глаза на высокого полицейского с сединой в висках, который осматривает гостиную, а затем проходит на кухню.
– Нора, я правильно понимаю, что ничего из ценных вещей не пропало? Драгоценности, деньги, ценные бумаги – все на месте?
– Да, – тихо отвечает мама, не отводя взгляда от гортензий.
Полицейский сдвигает брови и в раздумьях трет переносицу.
– Вы подозреваете кого-то?
– Да, – уже уверенней повторяет мама. – Последние полгода я регулярно организую митинги против вырубки леса под строительство торгового центра. Мы с волонтерами неоднократно получали анонимные угрозы, но никто не думал, что они решатся воплотить их в жизнь. Вторжение в мой дом – это демонстрация силы, направленная на то, чтобы мы прекратили бастовать.
