В Содом | страница 36
Практически все жильцы вписались в новую жизнь. В отличие от Шныря, ставшего настоящим дворником, перед которым раньше приходилось шапку ломать за всякую мелкую услугу.
Даже бывший первый секретарь горкома партии Коля Луценко, что кажется совсем невероятным, возглавляет городской комитет правящей ныне партии. Но ему не зря дали кличку Постановщик. Когда в наш обком в перестройку назначили первым секретарём номенклатурного вырожденца, который внешностью и манерами напоминал Шарикова из культового фильма, Коля разыграл такой спектакль. Приезжал в обком пораньше, и когда Шариков поднимался по лестнице, выскакивал в майке-алкоголичке с зубной щёткой и пастой в руке: «Ой, извините, Иван Кузьмич, ночь просидел за докладом». Закономерно, что «круглосуточный труженик» стал первым секретарём, сперва коммунистического, а сегодня антикоммунистического горкома. Такие Постановщики нужны всегда.
Вечерами жильцы нашего «элитного» дома, где самая просторная квартира была у дворника, по советской традиции собирались у лавочки во дворе. Банкиры, предприниматели, руководители новых ведомств. Обязательно всплывала шутка: «И чего мы не знали ни дня, ни ночи, всё о благе народа радели. Давно надо было сделать переворот к новой жизни».
Подсознательно ломали свой советский менталитет, оправдывая новые порядки. В люки нас сбросить хотели? Фермерами стать вместо колхозников? Работайте теперь за копейки на латифундистов, у которых ни молока, ни комбикорма не украдёшь, не говоря уже о подаренном холодильнике или машине. И детей ваших никто бесплатно в ВУЗах учить не будет. И зубы не на что вставить. Ведь даже мои журналюги – типичные римские рабы. Живут в моих квартирах, работают под надсмотрщицей Катькой, получают бесплатный обед и радуются, что у их коллег в других изданиях нет и этого. Серёга скучает, и радуется, когда я приезжаю. Моника тоже гордится близостью к телу и, наверное, хвастается этим перед подружками. Но всё до поры. Содом у нас в крови, и он вернётся на просторы нашей необъятной родины. Хорошо бы без бессмысленного и беспощадного бунта.
Домашние его
С утречка попарились. Снова отдали должное ушице и «галагану». Володя с Петром порыбачили с берега, а я с ними посидел за компанию. Вечером отчаливаем, и через полчаса останавливаемся у высоких ворот родового гнезда моей супруги. Приколист Петро громыхает в ворота кулаком с криком: «Открывайте!».
– Кто? – раздается голос перманентно испуганного еще с советских времен браконьера Васьки.