Кэйлем включил кофеварку, и через пару минут она напыхтела шоколадного цвета жидкость в две кружки, которые он поставил на стол. Они были разные, не из набора. Одна – эмалированная, чёрная, с логотипом небольшой кофейни в Эдинбурге, Кэйлем ходил в неё редко, но дизайн кружки ему страшно понравился и он купил её в первый же визит. Вторая, та, что досталась Аве, светло-зелёная фарфоровая без надписей, с мелкими цветочками и кипенно-белым нутром.
– Да. Только мне нужно подумать, как тебе это объяснить.
Он достал пакет молока из холодильника, а из буфета начатую коробку шоколадных конфет, которые поставил перед Авой, сел напротив, предложив ей молоко. Когда она кивнула, налил немного в чашку. Так ли важно, какие это конфеты, но, если вам интересно, это были бельгийские, с начинкой пралине, в виде морских ракушек. Он купил их пару дней назад в местном супермаркете Теско, когда страшно захотелось сладкого. Съел штук пять и понял, что от такого количества можно впасть в сахарную кому. Условно, конечно, но было страшно приторно.
Честно говоря, наш Кэйлем не умел запасаться провизией. Еда в доме, конечно, всегда водилась: что-то вроде упаковки яиц, хлеба не лучшего качества, может, даже ветчины или бекона, но так, чтобы наготовить на неделю или всегда знать, что будешь есть на следующий день, – увольте. Временами он питался исключительно в кафе рядом с работой, а вечером приносил еду из гастрономического отдела того же Теско или мог шикануть и накупить деликатесов в гастрономе «Маркс и Спенсер» на Принцесс-стрит. Всё одно, готовить не надо, а пластиковую посуду можно выкинуть. Про консервы или сухие запасы даже не спрашивайте. Так что достойный кофе, не скисшее молоко и начатая коробка конфет – это роскошь для его дома.
Потолочная люстра давала исключительно мало освещения, и Кэйлем включил нижнюю подсветку над столешницей кухонного гарнитура. После паузы он сказал:
– Я всегда хотел узнать, куда ушла мама. Понимаешь, я плохо её помню, практически вообще ничего.
– А есть догадки, или, может, твой отец что-то говорил?
– Нет. В какой-то момент она просто ушла, и мы стали жить с отцом. Почему-то я напрочь забыл о её существовании и вспомнил, только когда он погиб.
Ава решила не мучить парня и взяла его за руку. Он застыл и уставился на неё не моргающим взглядом, аккуратно поставив чашку на стол.
Отматывая длинную плёнку назад, Ава увидела день, когда мать ушла.
Ему было пять лет, возраст, когда можно начать запоминать себя, окружающих, свои чувства и эмоции. Но ему как будто стёрли половину воспоминаний, а на их место пришла чернота, пустота, ничто. Словно мальчик вылупился из яйца или его нашли в капусте.
