Паша+Маша=? | страница 77
Они почти не общались. Маше так было легче. Каждый раз после его ухода, она уходила в спальню, собирала себя в кучу, понимая, что за ней наблюдают несколько пар глаз, детей и внуков. Они очень берегли её, Маша это чувствовала всеми фибрами души. Души, которой у неё не было. Она, как машина, которой задали программу, объяснив, что такое хорошо и что такое плохо, выполняла поставленную задачу на "отлично". Автоматически. Что сделала не так? Почему её легко поменяли? Как жить, не понимая? От этих вопросов старалась уходить, забивая голову насущными проблемами, вплоть до собирания по всему дому носков…
Один раз за это время Маша пожалела своего, всё ещё, мужа. Узнав от детей, что отец попал в больницу с инфарктом, она решила его проведать. Долго не решалась войти. Врач предупредил, волновать нельзя. И от врача же она узнала, что Павел просить обязательно пропустить её, если придёт. Вошла. Он спал. Жалость сжала сердце. На столике перед кроватью не было никаких следов ухода. Даже фруктов. Маша пожалела, что не принесла чего-нибудь домашнего. Стала выкладывать йогурты, соки, всякие диетические вкусности, фрукты. Села на краешек кровати. Его рука, в синяках от капельниц, лежала совсем рядом. В груди защемило. Чуть вверх, и любимый скорпион… Боже, она сейчас развалится на мелкие части. Да она уже осколок, куда же ещё? Вошёл доктор, поманил её в коридор. Рассказал, какие лекарства нужны, и успокоил, всё не так плохо. Организм крепкий, через пару недель будет дома. Он общался с ней, как с официальной женой. И Маша решила: будет выхаживать. Ей даже полегчало немного от принятого решения. Вернувшись в палату, поймала на себе взгляд Павла. Нежный, немного извиняющийся. И улыбка, сдохнуть можно. Она, эта его улыбающаяся физиономия, преследовала её везде: и за завтраком, обедом и ужином, и на работе, и вне её, и снилась, почти каждую ночь. Что же ты наделал, Паша?
– Как ты себя чувствуешь? – Она опять села на краешек кровати.
Он взял её руку, ток прошёл по всему телу Машки. Он потянул, прижал к щеке. И, вдруг, сильно обнял её. Очень сильно, она не могла даже трепыхнуться. Ничего себе, больной.
– Ты с ума сошёл? Лежи спокойно, а то меня больше не пустят, – сказала как-то так, как раньше, в той жизни.
Он отпустил. Помолчали.
– Вам пора. На сегодня хватит. И завтра только к вечеру. У нас с утра большое обследование. Не забудьте про лекарства.
Маша ушла, так и не дождавшись ни одного слова. Она брела по коридору, обдумывая план ухода за Пашкой, что приготовить в первую очередь, чем порадовать, какую книжку принести… Навстречу неслась женщина. Темноволосая, с хвостиком на голове, широкозадая, почти не накрашена, как будто только от плиты. В глазах сильное волнение, тревога, боль. В руках большой пакет, в котором тарахтели какие-то судки и бутылочки. Это была она – несостоявшаяся мать ребёнка её мужа… Всё встало на свои места. Маша ещё вернулась, принесла лекарство. И, проходя мимо палаты Павла, увидела её, лежащую у него на груди. Совсем чокнутая, ведь нельзя же! Да ей-то, Машке, что за дело?