ИЗ КНИГИ
"ПОНОШЕНИЯ" САМООПРАВДАНИЕ Я странной личностью слыву среди людей: Для некоторых я - отъявленный злодей, Другие говорят, что я - кретин убогий, А кое-кто меня возводит в полубоги Или в апостолы. За что такое мне! О Господи, за что? Приличен я вполне, Хотя мне выдержки подчас недоставало. Познал я радости, но и страдал немало. Несчастья, всякий раз вы для меня горьки, Хотел я мирно жить, порывам вопреки, Разумно жить хотел, не преступать приличий, Как учат мудрые и как велит обычай Отцов и пращуров. Короче, я скорбел, Страдая от своих от недостойных дел, Я кровью исходил, униженный, похожий На жалкого раба. Всегда по воле Божьей Раскаивался я, и душу совесть жгла. За все недавние и давние дела, За прихоти свои я расплатился разом. Отныне я живу с оглядкою на разум, Который я обрел с приходом зрелых лет Как плод всех радостей, всех горестей, всех бед. Вот почему слыву безумцем в мире этом, Хоть я совсем иной, иной по всем приметам. Нелеп я? Может быть. За это кто винит? Да, мне не нужен грим, не нужен реквизит, Мой жест, исполненный веселья и печали, Всегда был искренним, хотя вы замечали, Что он медлителен и холоден подчас. Таков, приятели, мой образ без прикрас, Таков природный нрав. Вы думаете, глыба? Ничуть. Вполне простой, не весь, конечно, ибо Бывает путным. Вам кажется, он прям? О нет. Я человек и не сродни зверям, Бесхитростным, прямым медведям дикой пущи. Я сердцем не хитрю, лукав язык мой лгущий. Я лгал, конечно, лгал... но часто лгать не мог. Есть у меня грехи, не спорю, видит Бог! Пороки тоже есть, о горькая досада! Друзья, но на войне как на войне, и надо Мне многое простить, и надо горячо Любить. Я жду любви. Хочу сказать еще: Меня благословил Господь наш Вседержитель, Я снова заслужил блаженную обитель, В слезах раскаянья я искупил свой грех, Я много лучше стал. Я, право, лучше тех, Кто слабости мои столь строго судит ныне. О Господи, спаси безумца от гордыни!
ЮНОШЕСКИЕ И ПОСМЕРТНО ИЗДАННЫЕ
СТИХОТВОРЕНИЯ ПОХОРОНЫ Не знаю ничего забавней похорон! Могильщик с песенкой, лопаты блеск лучистый, Кюре спешащего белейшие батисты, В выси - колоколов проворный перезвон; Мальчишки-певчего девичий выклик чистый, И - лишь качнется гроб, над ямой наклонен, И мягко спустится, - шум осыпи пушистой: Перинка мертвецу, чтоб сладко грелся он. Ей-Богу, это все казалось мне прелестным! А факельщиков строй, зажатых фраком тесным, С носами, красными от щедрых чаевых! А речи - краткие, но с дрожью слез учтивых! А эта гордая в сиянье лбов крутых
