Непредсказуемо холодно он оглядывает меня, поднявшуюся из кресла, но не распрямившуюся, словно на мои плечи давит аура окружающей роскоши. От этого еще больней занять вертикальное положение. Делаю усилие над собой, чтобы не казаться жалкой, распрямляясь, и смело поднимаю глаза. В моих любимых когда-то темных омутах стерто все, что было – и доброта, и ласка, и покой. Их словно отравили стальным несгибаемым самолюбивым блеском. А что ты хотела? Чтобы он продолжал любить тебя до икоты, а ты бы по-прежнему виляла хвостом перед носом? Внутренняя логика, уж не знаю, насколько именно моя «неправильно женская», подсказывает, что я получаю то, за что так интенсивно боролась. Без объяснений, жестов, но с возом причин, Тим стал тем, к кому я не попробую подойти. Мы, другие, влюбленные и опаленные страстью, остались в прошлом. Сознавая это, я все равно краснею и опускаю глаза.
Если бы хоть одна фраза за пределами долбанных дел, то меня сорвало бы в мгновение к нему, но больше нет. Он потушил все, что между нами было. И как бы не поскуливало мое естество, как бы ни окуналось в фантомные ласки от одного его взгляда, он больше не допустит такую как я в свое сердце. Кивает, приглашая меня из кабинета, и я плетусь за ним, чуть не сгорбившись под тяжестью своей вины. Если он узнает, что я сотворила, то быть на веки вечные не просто вычеркнутой из его жизни, быть мне редкостной дрянью. Отбойным молотком в ушах стучит щелчок лифта, и я сжимаю папку с документами так, будто она мой единственный щит. Замираю рядом с Тимом, боясь дышать.
Мы движемся по коридору. Он настолько пустой, что шаги форменных мужских ботинок отдаются звонким эхом. На моих ногах легкие сапожки на сплошной подошве, я тише, но приговоренной к казни беззвучно иду за своим надсмотрщиком. Коридор перетекает в огромный холл и далее в зонированное простыми офисными перегородками пространство.
– Они подвижные. Можешь перемещать их без проблем. – разносится эхом его голос, пронизывая меня насквозь как невидимая радиация.
Да, я предпочту быть пропитана ею. Видя его рядом, здорового, живого, мне тревожно и горько, но в то же время я восхищаюсь тем, какую броню возвел Тим. Я обидела его, знаю… Задумавшись, начинаю копаться в сумочке, роняя на пол папку с документами. Мой телефон начинает звонить прямо в руке, и я вынужденно принимаю вызов, понимая, что плачь ребенка будет услышан в моем динамике.
– Мам, все в холодильнике. Возьми, разогрей, как я показывала, и жди меня. Хорошо? – стараюсь не терять самообладания. – Да, уже скоро. – бросаю телефон обратно в сумочку, словно меня застали за каким-то преступлением.
