Ну и пара, поглядите:
Каарли Тиху с женкой Рити!
Каарли песни составляет,
Рити их попу таскает
Чтоб с церковного амвона
Прославлять царя и «фона».
Теперь если не смех, то по крайней мере улыбки могли бы появиться на лицах: ведь Каарли ничего не видел и притом был почти нищим, не чета важному Тырнису, над которым не позволено смеяться. Но никто и не думал улыбаться, все слишком хорошо знали жизнь Каарли. Только Матис спросил:
- Откуда ты, мать, все эти песни берешь?
- Кусти позавчера к нам заходил - сказывал, будто старый Рыке-Рейн сочинил.
- Известное дело. Старый Рыке давно на Каарли зуб точит, ведь и Каарли в своих песнях не гладил его по шерсти.
Тынис снова наполнил кружку, пустил ее вкруговую и сказал:
- Э-э, ерунда, Каарли, мы с тобою теперь ровня, и про меня песня сложена. Как это там, мать, поется: «Шуры-муры…» (Строку с «Нети» он так и не произнес, хотя она особенно запомнилась ему; однако он хотел подчеркнуть свое полное безразличие к тому, что пели и думали про него в деревне.) Да, будем корабль строить. Смастерим такой корабль, лучше которого на всем побережье не видывали. Весь тихуский род - разве мало его в Каугатома? - примкнет к нам, все войдут пайщиками, кто деньгами, кто работой. Соорудим корабль как корабль! А ты, Каарли, сложишь песни, чтобы уж были песни: и к закладке киля, и к той поре, когда кницы поставим, и уж, конечно, к спуску корабля на воду. Пусть не думают, что Тиху не настоящие мужчины! Тебя, Матис, вышибают с хутора. Ну и что же, это еще не значит, что жизнь кончена. Мы еще только начинаем жить! Сандера отправим погулять по морю, потом в школу определим его, и будет у меня штурман. А коли дело пойдет на лад, построим второй корабль - и Сандера туда капитаном. Ведь мы же не станем друг другу глаза выедать, свои ведь - родственники, близкие или дальние. Ну, что ты, мать, об этом плане думаешь?
- План добрый. Жители побережья без корабля - будто чайки без крыльев. Постройте корабль, только глядите, чтобы котерман в него не забрался.
Мастером на постройке нового корабля поставили Михкеля из Ванаыуэ. Это был сухощавый, невысокого роста старик, из бобылей, лет шестидесяти, с седой козлиной бородкой. Принимаясь за свои корабельные чертежи, он медлительным движением, словно в раздумье, закладывал дужки очков за уши и как бы разжевывал каждое слово, прежде чем высказать его. Жизнь научила его осмотрительности, и как ни любил Михкель корабельную работу, он выдержал немалую внутреннюю борьбу, прежде чем принял на себя ответственность корабельного мастера.
