Маша ахнула и прикрыла рот рукой. Разве может быть, чтобы невероятная Лилия Нежина – умная, красивая, безусловно талантливая актриса – была душевнобольной?
– Можно я закурю?
– Курите, я потом проветрю, – Маша пододвинула к Лиле пустую чашку, предлагая ее вместо пепельницы.
– А вы? – Лилия достала сигареты из маленькой сумочки и прикурила, руки слегка дрожали.
– Я не курю, да и Вадим Андреевич тоже, но он не скоро придет, так что…
– Вы смелая девушка, Маша, – Лилия немного помолчала, внимательно глядя на девушку, – и очень красивая, правда вы умело скрываете это.
Маша запротестовала, но Лиля как-то властно повела плечами, и Маша поверила, не могло быть и речи, что эта женщина врет, как это ни странно, но она действительно считает Машу красивой.
– Кроме того, вы мне кого-то напоминаете, но никак не могу вспомнить кого, впрочем, у меня так бывает, что я не могу вспомнить. Мне даже из театра пришлось уйти, это далось совсем не просто, думаю, что с кино распрощаться мне было бы проще, – Лиля выпустила изо рта струйку дыма и раздавила сигарету в пустой чашке. – Впрочем, сейчас не об этом. Так вот, в семнадцать лет родители отправили меня в, так сказать, «Клинику неврозов» в Германии. Такое знаете примилейшее местечко, где на завтрак подавали красную икру, а в уборной играл Шопен. Жуть, – женщина поежилась, вновь представив те ужасные два года пыток. – И все вроде бы там распрекрасно, вот только выхода оттуда не было.
– А разве в «Клинике неврозов» закрытый режим?
– В этой – да. Знаете, по соседству со мной жила Бритни Спирс.
– Бритни Спирс?!
– Ага, – улыбнулась Лиля, – правда она немного повзрослела, если я не ошибаюсь, то в то время ей было лет пятьдесят.
Маша замерла.
– Я вижу, вы сами поняли, что это была обычная психушка.
– В которой подавали икру на завтрак и омаров на обед, – вырвалось у Маши.
– Вижу, вы уловили суть, – Лиля опять засмеялась, только теперь в ее смехе была горечь.
– Это было так необходимо?
– Вы имеете в виду необходимо ли было помещать меня в психушку?
Маша кивнула. Такая сильная, всемогущая, горделивая Лилия Нежина по ту сторону «голубого экрана», теперь казалась Марии несчастным ребенком, ненужным своим родителям и раздавленным тем грузом ответственности, который ей пришлось нести с самого своего рождения. Ей не позволено было быть больной, уставшей, некрасивой, и, наконец, бездарной. Маша впервые в жизни подумала, что она родилась счастливым человеком, ведь ей не надо было ничего из себя строить, чтобы бабушка ее любила.
