За полями, за лесами, или конец Конька-Горбунка. Сказка | страница 5




Гарь машинного затора


пахнет слаще бузины?


Непонятно, непонятно.


Век живи и век учись.


Вот к каким «родимым пятнам»


поворачивает жизнь.


Мыслей, дум, сомнений схватки…



Дед всю злость срывал на бабке,


распалялся старый псих.


Ну потом кой-как затих.


Посчитал в уме, прикинул,


казначея-бабку сдвинул


чуть в сторонку – та кряхтит,


мол, в тряпице не ахти.


Что ж, работал не по найму


всю войну, после войны.


Облигаций всяких займов,


коль оклеить, в полстены.


Были святы те бумажки:


то – война, а то – на ГЭС.


Труд великий, горький, тяжкий…


Ну а тут попутал бес,


дед на всё махнул рукою:


эх ты, с жизнею такою! –


надо внука провожать,


надо парня обряжать.


Сгрёб бумажки – и на трассу,


что в районный центр, в сберкассу…


Сразу всё проверил, чохом.


«Н-да, – сказал себе со вздохом. –


Тут сборкасса, а не кон.


Деньги к деньгам – то закон.


Хм, взять на чём хотел барыш –


на-ка, старый, тебе шиш!


Рот раскрыл, что кот на сало…»



На душе покойней стало,


усмехнулся, не грустя:


«Ишь, куда завёл пустяк!»


Игрока прошёл угар.


Свёл овечек на базар,


всё, что надо, закупили


и Никиту обрядили.


8


Боль зубная лишь родня


ожиданью того дня.


Вот и этот день настал.


Ночь никто из них не спал.


Отодвинув чуть в сторонку


у печной трубы заслонку,


дед сидел, курил всю ночь,


отгоняя думы прочь.


Бабка, та в углу на печке


засветила богу свечку –


пусть не числит как докуку


и пошлёт чуть счастья внуку.


Нет покою от волненья –


мать скользит неслышной тенью,


вся поникнув от расстройства…



Лишь виновник беспокойства


спит-сопит без задних ног,


как телёнок-сосунок:


уезжать, а он – каков! –


всё до третьих петухов,


заявился на рассвете.


Что тут скажешь… Эх вы, дети!


Спит себе, и нет забот,


хоть семнадцатый идёт.


Сладко чмокает во сне…



Вот и зайчик на стене –


над землёю солнце встало,


на работу люд позвало.


Зайчик прыгнул на кровать.


Что ж, пора, пора вставать!



Долго ль, коротко ль сбираться –


срок в дорогу подаваться.


И Никита – вот он весь:


скромен, тих, посбилась спесь.


Вид немного необычный,


в первый раз одет прилично.


Что и скажет, то негромко.


Просмотрел свою котомку,


сунул мыло, щётку, пасту.


Хомутом неловким галстук.


Жжёт подошвы ног обнова


после беганья ночного.

А! пустяк – пройдёт, притрётся.


Подберём, коль плыть придётся


в Антарктиду на китов.



Ну а тут и так готов!


Первый шаг, он – на всю жизнь.


Время, стой! Чуть задержись,


дай подумать человеку:


можно жить как интересней


и шагать по жизни с песней –


и пройти по ней калекой…


Дай подумать человеку!



«Что ж, готов? Твоя берёт, –


дед тут выступил вперёд. –


Ну, присядь перед дорогой,