Разговором думы сбиты,
донеслось тут до Никиты:
«… Д’грязны ж мы совсем, небриты».
«…Ничего, прошу ко мне».
То парторг отстал от свиты.
Мы не жили, как Онегин
и не ели, как Дюма.
Тех страстей не знали, неги,
той игривости ума –
диктовала жизнь война.
Сожалений горьких мука?
Иль сомнений тяжкий гнёт?
Чепуха!.. Но жизнь – наука,
учит всем, с чем в лоб столкнёт.
Каждый хочет как получше,
в круговинке обжитой.
Каждый всё сполна получит:
вот мелькнул надежды лучик,
вот разминулся с мечтой.
Так зачем, к чему бесплодно
гладит рябь утюг холодный?
Чтобы мысль дипломатична,
чтоб слова патриотичны.
Боль, обиду крикни зычно –
сразу как-то непривычно,
словно боль своя – чужачка.
Словеса! – резины жвачка…
Взгляд Никиты тих, задумчив.
Полно, надо ль себя мучить?
Жизнь – не старая девица,
ей не надо молодиться.
Ни румян-белил, ни пудры.
Весь уклад простой и мудрый –
от истоков обихода
(философская скрижаль):
рады мы весны приходу,
и зимы ухода жаль;
так всю жизнь без укороту,
чтоб и летом, и зимой –
утром с радостью в работу,
вечер – с радостью домой!..
Тих, просторен кабинет,
сероватый свет в окне.
Вроде б уж куда, ребята,
плечи, грудь – не надо ваты, –
жмутся к стенке робковато,
думой все в своей вине.
Взгляд парторга строг и въедлив.
«Знаю всё», – сказал, помедлив.
(Под Никитой скрипнул стул,
шеф чуть голову пригнул.)
«Тот проект… Ну, дело в общем:
ваш начальник предложил
сделать лучше, легче, проще.
Ждали верха утвержденья,
вот-вот, думали, придёт.
А работа – разве ждёт?
И пришлось принять решенье.
Но вчера получен в тресте…
Это всё вам надо б знать». –
«…Ну не мог я им сказать!» –
«Да-а… виновны, значит, вместе,
и за то нас – наказать!
Вот. Работа есть работа.
А… в защиту ваша прыть –
дорога вам стройка? То-то!
И отныне – так и быть!
Ну, понятно? Всё. Спасибо.
Чтоб в дальнейшем без обид!»
(Что, «спасибо» так знобит?
Так, наверно, в дни Турксиба.
Так, наверно, враг был бит…)
«…Иванов! Одну минутку.
Как вам с… шефом: быть друзьям?»
Хмур Никита. Как бы в шутку:
«Если б без траншей и ям…
Но теперь нам с ним… «в берлоге» –
я скажу, раз мы одни, –
в общем, с ним – не по дороге».
Шеф: «Спасибо. Извини…»
Тут парторг (да шут с ним, с чином!)
вдруг пустился в дробный пляс:
человек растёт! – причина,
а работа – как без клякс?
40
Счёт по осени цыплятам –
поговорка та верна.
Поразъехались ребята.
Иванов над «новым братом»
стал как главный старшина.
Бригадир! – размах, объёмы…
Всё ж поставил на своём он,
не смирился с «шефской бурсой»:
комбинат учебный, курсы,
и теперь он металлист.
