Задувший ветер заставил траву кланяться, а ещё большим подарком для меня стало его удачное направление — мне в спину. Более удачного момента природа могла больше не предоставить, заставив меня побежать. Вслед за Гончей, по прогалине промчалось несколько преследователей на таппанах. Оставалось только гадать, это те самые каю, или уже другой отряд?
Заросли оборвались внезапно, уступая место невысоким холмам с редкой растительностью. Сквозь сплошную траву пришлось пробираться довольно долго, постоянно ловя себя на мысли о том, что могу не успеть.
В стороне, огибая холмы, петляла дорога, через пару вёрст теряясь в сосновом лесу. Убедившись, что преследователи ещё на хвосте, я помчался вперёд. Запоздало пронеслась мысль, что кто-нибудь мог просто затаиться и поджидать, когда же я соизволю казать свой нос из зарослей. Но с каждым ударом сердца страх постепенно отступал, пока я не стал петлять между редких деревьев, уклоняясь от возможных подарков в спину. Оторвался, наверное, локтей на шестьсот, когда из зарослей позади вынырнули тела ящеров. Чего-чего, а выносливости у каю хоть отбавляй. Каждый день в течении многих лет мы совершали длительные пробежки, а в последний день седмицы пробегали сорок вёрст в спокойном темпе. Примерно такими мыслями приходилось себя успокаивать, стараясь не замечать покрывшейся льдом спины. Отрыв оказался совсем не существенным — ящеры очень быстро сокращали расстояние. Узкоглазые тоже бегали хорошо, но угнаться за стремительными рептилиями не могли. Выругавшись, я ускорился, надеясь побыстрее достигнуть леса. В тот момент мне казалось, что настолько быстро я ещё никогда не бегал.
Тяжёлый воздух чащи навалился, перенося меня в другой мир. Ветер исчез, напоминая о себе лишь шепчущими листьями где-то далеко. Почему-то вспомнились уроки по выживанию, когда нас оставили лесу с одним ножом. В тот раз коряги, корни деревьев и сухие ветки под ногами сильно мешались, и из-за них приходилось замедляться, впрочем, как и сейчас. Сестрёнка, напротив, хватала за одежду и требовала ускориться. Почему-то именно сейчас, оказавшись под хмурыми ветвями, почувствовал себя барахтавшейся в паутине мухой. Паника нарастала. Приходилось жертвовать вниманием, чтобы подавлять эмоции.
Но пропустить холодные иглы, впивающиеся в кожу, было невозможно. В ушах зашумела кровь, превращая даже слабые звуки в грохот тамбурина. Очередное появление души стало, как всегда, неожиданностью. Стоя на коленях, она тянула ко мне руки, умоляя о пощаде, а её матово чёрные очертания искажались жгутами тьмы. Молодой дворянин с юга, которого пришлось очистить, подловив на охоте, беззвучно открывал рот, умоляя его пощадить. В тот раз я его не послушал.
