Последнее из писем было адресовано Волковым уже в Москву, в Кремль. Это была жалоба на Пугачева – на его стремление сохранить любой ценой памятники православной и другой культовой архитектуры. Волков обвинял Пугачева в скрытом сочувствии религии, в желании сохранять старые, дореволюционные ценности. Пугачев, мол, специально пробрался на самый верх, чтобы осуществлять подрывную деятельность и помогать врагам Советской России. Даже намекнул на переписку Пугачева с каким-то искусствоведом из Нью-Йорка… На самой последней странице, уже почерком Вениамина Волкова, была сделана небольшая приписка. Михаил Иванович Пугачев был арестован в ноябре 1937 года, расстрелян в феврале 1938 года. Жена и двое детей Пугачева были репрессированы, вернулись в Ленинград в конце 1957 года.
Николай положил все бумаги и письма в рюкзак. Затем он включил видео и стал пересматривать отснятый материал с Василисой и несколькими писателями из Союза литераторов Санкт-Петербурга, а также, фрагментами, старое видео с Волковым 1980–90-х гг. Вот он в каком-то Доме творчества писателей, где-то в Крыму или в Сочи, дает интервью. Он еще на видео достаточно молодой, худощавый, в одной руке сигарета, в другой – стакан с вином. Он говорил тихо, медленно, время от времени удивленно приподнимая правую бровь. На заднем фоне то и дело пробегала совсем еще юная Василиса. Он оглядывался, говорил ей что-то неразборчивое. В интервью обсуждалась экранизацию романа «Прыжок в пустоту». Репортер все допытывался и допытывался, кого же Волков обвиняет? Волков, как всегда, отвечал: «Читайте роман. Там все написано». Затем, это уже были кадры последних лет СССР, он в буфете Союза писателей произносил речь на юбилее журналиста и писателя Рыкова. Рыкова сбила машина в 1992 году. Говорили, что не просто так сбила, а после ряда статей, критикующих политические и экономические перемены в государстве. А вот, на одном из последних кадров, Волкова снимали для какого-то документального фильма – он шел вдоль набережной Фонтанки, уходил куда-то вдаль, долго-долго, пока не исчезал совсем.
Краснов не мог понять, почему, в связи с чем это возникало, но весь вечер в его памяти всплывали – то короткими вспышками, то большими яркими кусками – кадры из его собственной школьной жизни. И не просто какие-то отрывочные, сумбурные, а все на одну и ту же тему. А именно о Ленине… Сначала припоминалась учительница младших классов, которая рассказывала о том, каким нужно быть октябренку, чтобы стать пионером. Что нужно-де прилежно учиться, быть опрятным, помогать старикам, собирать макулатуру, а еще вести пионерский дневник, в котором большая часть разделов была посвящена Ленину, его детству, памятникам, связанным с его личностью. Он вспоминал о значке октябренка, на котором маленький Ленин всегда ассоциировался у Николая с амурчиком, каких рисовали на картинах эпохи барокко или рококо. Только крылышек не хватало. Он также вспомнил скандал, разразившийся после того, как на одной из страниц того самого Пионерского дневника он написал в рубрике «Законы юных пионеров»: «Пионер предан Родине, партии и
