Кан много лет не тешил себя иллюзиями. В том, что касалось его жены, он видел вещи такими, как они есть. Ей не нужны были ни дом, ни дети, ни даже деньги… Еженедельные вылазки с Соней, заменили бы ей все. Кроме него самого, пожалуй. В этом он, слава богу, не ошибался. Она любила его. Больше самой себя любила. И как его продолжение, она пыталась любить детей. Но не умела. Не знала, как.
Стоя в детской, Дима с горечью рассматривал фотографии и картинки, висевшие на стене. Ангела любила рисовать и мальчики, часто, стоя над ней, словно два солдатика, восторженно наблюдали, как на бумаге из ничего возникают фигурки. Чаще всего, она рисовала его и их. Вместе. Придумывала какие-то истории. Приключения. Целые сериалы. И мальчики относились к нему, как к сказочному герою. Как к богу. Когда он был дома, дети таскались за ним, как маленькие апостолы за своим пророком и слушали, открыв рот.
Папа! Папа! Лишь папа…
Конечно, оба знали, что Ангелина – их мать. Но между собой называли ее мама-Линочка и воспринимали точно так же, как тетю-Сонечку. Как нечто красивое и волшебное, что проносится через детскую, оставляя после себя волнение и запах духов, да рассказывает истории про папу.
Дима поощрял все ее старания дружить с детьми, но никогда насильно не заставлял. Думал: пусть лучше будет подружкой, чем вообще никем. Кан видел женщин, которые растворяются в детях. Видел детей, которые до школы не могут сами подтереть себе задницу. Он говорил ей, что рад: она не такая.
Но в глубине души, ему бы хотелось, чтобы она была хоть чуть-чуть такой.
Все это, к детям, было ненастоящее. Эти картинки и фотографии – лишь ради него. Материнских чувств у нее нет. Есть только не доигравшее в жопе детство, страсть к дискотекам и кайф, что они живут все вместе, как в «Элен и ребятах». Дети всегда будут на пятом месте. Если не на шестом.
И это знание раздирало его. Он чувствовал себя виноватым перед детьми. И перед Ангелой, которую заставил рожать, когда она не была к этому готова. Аккуратно поправив одеяло на Владе, он положил книжку, которую читал им, пока близнецы не уснули и вышел из детской.
В гостиной перед камином сидел Олег и мрачно грыз ногти.
– Выпьешь? – окликнул Дима.
Олег обернулся, словно только сейчас заметил его.
– А?.. Нет. Я прохожу сейчас курс. Таблетки.
Дима обошел его и сел. Олег вот, тоже вырос без матери. И как же не по-детски его болтает. Дима терпеть не мог заниматься психоанализом, но глядя на первенца, который оказался не его сыном, он вновь испытывал то же чувство. Чувство вины.
