– На нее, где сядешь, там и слезешь, – говорил переводчик.
– Такая женщина, – поддакивал оператор, – не для каждого.
И они оба кивали, глядя на Алену, как цирковые пони. Умильно и выжидающе. Словно ждали, что она встанет, скинет с себя одежду и скажет:
– Любите же меня, парни!
Вспомнив, как ровно три дня назад, она сказала примерно это самое президенту клуба, Алена покосилась на руководство. Те стойко делали вид, что ничего не слышат… Не видели, не помнят, не знают.
Прибежал Шура.
Он был в спортивном костюме. Пах «Хьюго Боссом» и коньяком. Шура снова пил днем. Его красное, сияющее лицо, немного подергивалось. Расслабленные мускулы пытались придать лицу трезвый вид.
Ему, похоже, успели доложить, что она пришла.
– Девочка моя! – сказал Шура, задыхаясь фальшивой радостью, которую Алена так привыкла считать настоящей.
Алена с большой охотой плюнула бы этому херу в рожу. Но жизнь давно научила ее суровой истине: прав не тот, кто прав, а тот, у кого этих прав больше.
В желудке, бурля, сошлись кислота и желчь. Но на губах были мед и масло.
– Ваша? – переспросила она при всех. Чего уж? Все они там сидели. – Ни фига!.. Меня повысили до девочки Станислава Сергеевича.
Шура натужно посмеялся, косясь на Аркадия и пригласил Алену на чай. Ей не хотелось с ним разговаривать, но Шура настаивал. Обещал, что после, все игроки дадут ей по интервью и даже сами же микрофон друг другу подержат.
Он привлекал к ней внимание.
Алена встала и перепрыгнув через перила, опустилась на резиновую дорожку, лежавшую на полу.
Шура немедленно сгреб ее и прижав спиной к собственной груди, поволок к себе. Алена сделала лицо Барсика, которого стиснули, не дав пойти по своим делам и молча позволила ему идиотничать.
Секретарша подала чай.
Шура был расслаблен и нежен, как никогда. Ненависть Алены поднялась к горлу. Шура месяц зазывал ее на чаи. Сюда. К себе в кабинет. Алена не соглашалась. Она понимала, что это значит: он экономный. Точнее, жлоб. Со жлобами Алена старалась ничего не иметь, но Шура дарил ей то, что было важнее денег. Внимание первого вице-президента хоккейного клуба. И это было для нее ценно. Нельзя было добровольно отказываться от этого. Ни ради денег, которые дал ей Стэн, ни ради мажористого брата Ангелы. Сейчас она могла зарабатывать исключительно головой. Это казалось трудным и непривычным. Даже сиськи были теперь не козырем, а помехой: на них слетались ненужные ей мужчины и усложняли без того уже непростую жизнь.
