– Вот, должно подойти, папа говорил, что у вас тоже сорок шестой. К сожалению вашу пришлось выкинуть, футболка была в крови и с дырками, а брюки…в общем потеряли свой вид. Вход в ванную из спальни, первая дверь слева от входа, что это я, вы и сама наверно знаете, – ее щеки слегка порозовели, и девушка поспешила уйти с дороги, если бы я прямо сейчас направилась обратно в комнату, где проснулась. Меня раздражало ее заблуждение на свой счет.
– Видимо папа очень много рассказывал тебе обо мне, – непроизвольно вырвалось, и я прикусила язык, не хотелось обижать бедную девочку, совершенно не в чем не виноватую. Она положительно кивнула в ответ, посмотрев на экран телефона в руке, – а вот мне о тебе не сказал ни слова. Делай выводы, – улыбнувшись ей, чтобы не обидеть еще больше, медленно направилась обратно в спальню, делая каждый шаг с особой осторожностью. Все же слишком рано надолго покинула кровать и боль начала отдаваться в пояснице каждый раз, когда нога касалась пола. Скрывшись в комнате и закрыв за собой дверь, прижалась к ней спиной, обхватив руками стопку одежды. Хотелось убежать из этой квартиры куда подальше, но со своими ранами далеко уйти мне не удастся. Не знаю, сколько времени прошло прежде, чем очухалась, открыла глаза и найдя нужную дверь, скрылась в ванной комнате. Принимать душ из-за повязок на спине оказалось невозможно, так что пришлось просто помыть голову под краном раковины и освежиться. Одежда подошла по размеру, это оказались черные спортивные штаны с веревочками на поясе и женская футболка, на первый взгляд даже слегка узкая для меня, а так же нижнее белье. Каждое движение, затрагивающее спину или позвоночник отдавалось болью, но пока терпимой. Стоя перед раковиной и смотря на свое отражение в зеркале, хотелось заплакать, но слез все равно не было.
Убив около трех сотен человек, большинство скорее всего даже не имели отношения к Комитету, получив две пули, я все еще жива и нахожусь не в самом плачевном положении. Могло быть куда хуже, и от мыслей о другом вероятном будущем передергивало, и внутри все сжималось в огромный ком. Мне хотелось поговорить с кем-нибудь, вот только тут никого нет, заслуживающего доверия или такого откровения, а второй разум не сможет ответить без приступа боли. Придется хранить все в себе и надеяться на лучшее. С такими мыслями я вышла из ванной комнаты.
Оказавшись снова в спальне, меня пробрала дрожь от осознания факта, в чьей комнате нахожусь. Осматривая помещение, обставленное мебелью по минимуму, вдруг захотелось узнать, что же на самом деле за человек, этот Роланд Кайс, и о чем он думал, собираясь провернуть все это со мной? Кроме кровати, двух тумбочек по обе ее стороны, широкого телевизора на стене и шкафа слева от меня, здесь больше ничего не было. Все в сером или серебристом цвете, навевающем какую-то угрюмость, я бы сказала. Мягкий ворсистый ковер под ногами явно стал моей любимой частью комнаты. Пройдясь чуть вперед и убедившись, что ничего не укрылось от взгляда, собиралась развернуться и лечь, как глаза уперлись в еще одну дверь.
