На следующий день он пошёл на работу. И на следующий – тоже. Оба эти дня он работал как обычно, хотя и болела голова, временами – сильно. О том, что жена снова ушла от него, и к тому же на этот раз не к матери, он никому не сказал.
Увидев вышедшего на работу после отпуска мастера, он вспомнил некогда подслушанный разговор.
– Да он, по-моему, не совсем нормальный, – сказал тогда мастер начальнику участка.
– Почему так решил? – спросил тот.
– Походка размашистая и очень уж взгляд оптимистичный.
Ложь! Он работал и заочно учился в институте. Он ездил ежегодно на радоновые озёра и занимался подводной охотой. Впервые жизнь подержала его над бездной вечности прошлой осенью, когда он перебирался через движущийся конвейер. Словно пасущееся животное, истязаемое гнусом, транспортёр раздражённо передёрнул своей резиновой шкурой в тот именно момент, когда он на мгновение коснулся ногой движущейся ленты. И он упал, раскинув руки, на спину, а громко заскрипевший транспортёр захватил рукав застиранной до ветхого состояния спецовки и оторвал его, ободрав кожу левой руки. Он прижал инстинктивно руку к груди и продолжал лёжа трястись на расшумевшемся транспортёре, пока того не укротили простым нажатием красной кнопки. Голова, правда, болела и раньше. Порой в течение нескольких дней он не мог заниматься. Но, опять же, в дни головных страданий походка его и взгляд глаз менялись.
Целыми днями он думал о том, как бы вернуть жену. И он часами мог крутиться около одного какого-нибудь плана, сознавая при этом совершеннейшую его никчёмность. Иногда же в течение каких-то минут он перебирал десятки блестящих выдумок, не способных порою понравиться лишь из-за одной-единственной тусклой грани. А ведь этого Кутыева она сама считала примитивным человеком. «Да, он дурак, но зато хоть не сумасшедший», – сказала она, укладывая вещи.
И ночь, разделившую эти два последних рабочих дня недели, он провёл не лучшим образом, многократно просыпался, вынуждаемый ежечасно бежать из многосерийного сна ужасов.
Очередная ночь несчастья полноправно встала в ряд с предыдущими. И закончилась она, кажется, даже позднее обычного. Не двигаясь, он лежал на кровати и смотрел, как утро нанизывает комнату на солнечные стрелы. Можно дождаться окончания дня и попробовать подкараулить момент, когда созревающий вечер начнёт обламывать лучи солнца о косяк окна. Обломки их можно будет поискать на полу комнаты и в пыли газона. Но это непросто, так как обломанные лучи утрачивают блеск. А должен ли он, зрячее существо, искать наощупь? К тому же, как и любое утомительное занятие, терпеливым временем растянутое так сильно, что конечный результат и не виден, поиски невидимого лишены увлекательности.
